– Отлегло, Костя.
– Ненадолго… Вот помяни мое слово.
– А зачем ты мне это говоришь? – с некоторым раздражением спросил Иван Васильевич. – Зачем? Ну, конечно, я буду беспокоиться, и червяк будет точить… Ну а что же, по-твоему, делать? Отказаться от операции? Поздно.
– Нет… Я хотел сказать, что дети…
– Что дети? – снова сердито перебил его Иван Васильевич. – Дети, дети!.. Ты как классная наставница. Неужели все педагоги такие?
– Я не педагог, – буркнул Каратыгин.
– Наши дети рвутся в бой. Они хотят работать, бороться с врагом, хотят помогать своим отцам, а вы испугались. Дети! Вы хотите их в вату упаковать и подальше от жизни, от борьбы запрятать.
– Кто это «мы»? – мрачно спросил майор.
– Педагоги.
– Да не педагог я, Иван! Что ты меня дразнишь?
– Удивительное дело! – говорил Иван Васильевич, не обращая внимания на слова друга. Он вышел из-за стола и зашагал по кабинету. – Вы готовите детей к будущей борьбе, а в то же время уничтожаете элементы всякой борьбы в их жизни. Вы хотите их теоретически подготовить к борьбе. А они уже живут! На их глазах такие примеры!.. Я хотя и не педагог, но всем своим нутром понимаю, на своей собственной шкуре испытал и убедился, что характер создается и закаляется в борьбе. Ты мне как-то жаловался на свою дочь. Капризная, мол, избалованная… А кто виноват? Ты сам. Ты же ее при мне с ложечки кормил. Помнишь? «Скушай, детка, за папу, за маму». Ребенок есть не хочет, а ты насильно в рот пихаешь.
Константин Потапыч не помнил, когда Иван Васильевич видел такую сцену, но если он так говорит, то, значит, видел. Бывал он у него неоднократно.
– Ну а, по-твоему, как?
– По-моему? А по-моему, если она захочет есть, то сама попросит. Дай ложку в руки… Да нет! Пускай сама возьмет эту ложку. Я бы на твоем месте даже какие-нибудь препятствия ставил. Не знаю… Ну, спрятал бы, например, эту самую ложку. Пускай поищет. Ты детей до зрелости несмышленышами считаешь. А как они тебя за нос водят!
– Когда?
– Да вот эта история со шкафом. Ты ведь им поверил?
– А то как же? – широко открыв глаза, спросил Константин Потапыч.
– Вот, вот… Поверил потому, что «дети»… В прятки играли. Да ничего подобного, Костя! Это они всё выдумали. Мишка придумал, чтобы из этого положения выкрутиться. Для них ты был шпионом, Тарантулом… А спряталась она в шкаф действительно потому, что хотела твои разговоры по телефону подслушать.
– Кто это тебе сказал? Мальчик?
– Нет, еще не сказал. Но я уверен, что скажет.
Спор пришлось прекратить. В кабинет вошел Трифонов и, поздоровавшись с майором, сел без приглашения в кресло.