– Ничего во мне особенного нет. Самая обыкновенная, русская…
– Нет. У меня глаз наметан. Вы не иначе как профессорша. Я по всему замечаю. Вы, наверное, все книги прочитали, какие только на свете есть.
– Ну, всех не только не прочитать, а не пересчитать. Но кое-что читала. И ребятишек когда-то обучала…
– Нигде не работаете?
– Ошибаетесь. Работаю. В ПВО нашего жакта*.
– Это не то. Вечера у вас свободные?
– Пока – да.
Сысоев почесал подбородок, что делал в минуты напряженного размышления. Анна Георгиевна выжидательно посмотрела на него.
– Был у нас разговор среди машинистов: вот кончится война, пойдем в заграничное плавание, хорошо бы к тому времени подучиться. Старший механик у нас человек сильно занятый, ему с нами некогда возиться.
– Так вы хотите язык изучать?
– Почему язык? – удивился машинист.
– Вы же сказали о заграничном плавании.
– А вы, случаем, не знаете ли язык?
– Знаю.
– Ох, мамаша! Да вы же клад! – обрадовался Сысоев.
– Но я только английский язык знаю.
– Английский? Ол райт![2] Да чего же лучше? Вот бы вы согласились нам уроки давать! Да вам тогда незачем и на рынок ходить. Кормили бы вас и поили…
– Пожалуйста. Я не знала, что сейчас кто-нибудь об учении думает.
– Очень даже думаем, только работы много. А по вечерам мы можем…
За чаем они оживленно обсудили так неожиданно родившуюся идею. Сысоев обещал сегодня же договориться со старшим механиком, а на следующей неделе уже начать занятия. Кружок будет маленький, но это, по мнению Анны Георгиевны, даже лучше – обучение пойдет успешнее.
Распрощались они, как старые знакомые; Сысоев взял под мышку узел и, весело насвистывая, отправился на судно.
Иван Васильевич работал в своем кабинете, когда в дверь постучали.
– Войдите.
Вошел Бураков. Он молча подошел к столу и сел на указанное майором кресло.
– Ну, докладывайте.
– Все сделано как нельзя удачней, товарищ майор. Крендель оказался на рынке, как вы и предполагали. Там же случайно я встретил Алексеева и познакомил их.
– Так. А чего вы хмуритесь?
– Кошки на сердце скребут, Иван Васильевич. Отправили мы хорошего парня в болото…
– Боитесь, что засосет?
– Нет, не засосет, но в грязи может перемазаться.
Иван Васильевич встал, несколько раз молча прошелся по кабинету. Затем снова сел за стол и сказал:
– Я думал об этом. Если бы не обстоятельства, если бы не крайняя необходимость, то, конечно, не стоило бы подвергать его такому испытанию. С другой стороны, лучше, если он пройдет через это болото под нашим наблюдением. Ничего, ничего! Алексеев – мальчишка волевой. У него цель в жизни есть, и он сознательно к делу относится.