– Так, ничего особенного.
– Что, я не вижу, что ли?
– Письмо от отца получил. Думал, что убили, а он живой, – сказал Миша.
– Письмо от отца? Тоже радость! Пора привыкать своим умом жить.
– Так я живу своим умом. У других не занимаю.
– Знаешь новость?
– Какую?
– Ленька с Ваней попались.
– Как попались? – с недоумением спросил Миша, не поняв, о чем идет речь.
– Ну, попались… Что ты, не понимаешь? Посадили в уголовку.
Эта новость заставила мальчика насторожиться. Не об этом ли предупреждал его утром Бураков? Миша сразу перестроился на другой лад.
– Надо выручать, – озабоченно сказал он.
– Не так просто… А ты пойдешь, если надо будет?
– Понятно, пойду.
Крендель хлопнул Мишу по плечу:
– Это свой в доску, Жора.
– Черт!.. Вот не вовремя эти дураки влипли, – задумчиво сказал Брюнет. – Слушай, Мишка, хорошо жить хочешь?
– А почему нет?
– Когда немцы придут, ты что собираешься делать?
– А там видно будет, – подумав с минуту, сказал Миша.
– Потом поздно… Надо сейчас определять. Хочешь с нами?
– Могу и с вами.
– Я тебе дело найду. Согласен?
– Что значит – согласен? Надо знать, о чем речь. С колокольни прыгать не согласен, а если что-нибудь полегче, могу.
Брюнет, уверенный в Мишке, сходил на кухню и принес противогаз.
– Держи.
– На что он мне?
– Держи, говорят. Пригодится. Все с противогазами ходят. Завтра к десяти часам утра придешь к Витебскому вокзалу. Там тебя встретит Нюся… Слышишь, Ню? Отведешь его к Виктору Георгиевичу.
– Миша, вы меня ждите у трамвайной остановки, если ехать от Невского. Не опаздывайте.
– Не опоздает, – ответил за Мишу атаман. – Слушай дальше. Отдашь противогаз и скажешь, что от меня пришел. Об остальном с ним договоришься. Понял?
Миша оказался в затруднительном положении. Ему было сказано: «Не соглашаться и не отказываться». Как быть сейчас? Впрочем, никакого предложения со стороны Брюнета еще не сделано. Предложение, наверно, будет завтра.
– Есть, – кивнул он в знак согласия.
Миша соображал: уж не тот ли это противогаз, о котором однажды спрашивал его майор?.. Виктор Георгиевич! Так зовут Горского.
Миша все больше входил в роль разведчика. Личную ненависть к Нюсе и Брюнету ничем не проявлял и даже, наоборот, старался быть с ними приветливым.
Разговор снова зашел об арестованных.
– Ерунда! – сказал атаман. – На Большую землю их не успеют увезти. Пока следствие идет, пока суд, пока что… Немцы придут и выпустят.
Говорил один Брюнет. Остальные совершенно не интересовались политикой, войной и слепо верили атаману. Он был начитаннее и образованнее их. Миша слушал, и внутри у него кипело. «Ух, подлая гадина, продажная душа!.. – думал он. – Хочет выслужиться перед немцами, чтобы жить паразитом, гулять, воровать… Ему все равно, кто будет в Ленинграде». Миша вспомнил письмо отца. Стало жутко. «Там на фронте кровь льется, жизни не жалеют, а эти паразиты готовят нож в спину». От этой мысли захватило дыхание, и, чтобы не выдать себя, не наброситься на предателя, Миша встал.