— Потому что я не верю в прочность брака по расчету. Зная историю вашей семьи, я убежден, что и вы в это не верите.
— А почему, — залившись краской, сказала она, — вы считаете, что этот брак будет неудачен? Неужели так трудно поверить, что мужчина хочет жениться на мне ради меня самой? — В ее голосе звучала боль, и на мгновение он потерял дар речи. — Почему кто-либо, решившись взять в жены безрассудную леди Селию, — продолжала она, — делает это только из-за ее приданого или для поддержания своей репутации?
— Я ничего подобного не имел в виду.
— Нет, вы говорили именно об этом, — дала она волю своему раздражению. — Вчера вы поцеловали меня, чтобы преподать мне урок, а сегодня вы и на это не решились…
— Тогда слушайте, — вспыхнул он и схватил ее за плечи. — Я не решился на это только потому, что боялся, мне не хватит сил остановиться.
Она оторопела.
— Ч-что?
Боже праведный, он не должен был этого говорить, но не может же он позволить, чтобы она считала себя чем-то вроде парии в мужском обществе.
— Я понимал, что приблизившись к вам и коснувшись ваших губ…
Но сейчас он стоял совсем близко от нее. И она смотрела на него каким-то непонятным взглядом, в котором было и недоумение и оскорбленная гордость, так что он не мог больше сдерживаться. Уже не мог.
Джексон заключил ее в объятия и поцеловал, доказывая то, чему она не верила. Доказывая, что желает ее, даже понимая, что никогда не сможет быть с ней.
Селия оторвалась от его губ.
— Мистер Пинтер… — прошептала она.
— Джексон, — прохрипел он. — Я хочу услышать, как вы называете меня по имени.
Отстранившись от него, она с болью посмотрела ему в лицо:
— В-вам нет нужды притворяться.
— Проклятие! Я вовсе не притворяюсь.
Он снова притянул ее к себе и поцеловал еще более страстно. Как же она не видит, что он жаждет ее? Как она не понимает, насколько она соблазнительна? Ее губы кружили ему голову, лишали его рассудка. Поцелуи его были столь горячими, что любая женщина ее круга почувствовала бы себя шокированной.
Когда она снова отстранилась, он ждал пощечины, ждал, что она возмутится, может быть, ударит его, но услышал лишь робкий протест:
— Пожалуйста, мистер Пинтер…
— Джексон, — поправил он ее тихим, неверным голосом, подкрепляя просьбу умоляющим взглядом. — Зовите меня по имени.
Ее густые темные ресницы опустились, а на щеках выступил румянец.
— Джексон…
От звука ее голоса он задохнулся, а в мозгу вспыхнуло пламя. Она не оттолкнула его, поэтому нечего строить из себя джентльмена.
На этот раз, ощущая, как кипит его кровь, он с дикой силой впился в ее губы, впитывая их шелковую теплоту. От нее исходил аромат красного вина и лимона, терпкий и сладкий одновременно. Он хотел вдохнуть, впитать его в себя. И еще ему хотелось овладеть ею, немедленно, прямо в этой комнате.