— Мы вполне кредитоспособны,— сказал я.
— Чего нельзя сказать обо всей стране,— мрачно буркнул толстяк.
— Что верно, то верно, Том.— Лицо аптекаря побагровело от гнева.— На все введены карточки и лимиты, ни одно обещание не выполнено. Можно подумать, что они нарочно все делают, чтобы разорить предпринимателей. Куда делась наша свобода? Уинни был прав: мы живем под пятой гестапо.
Помощник аптекаря кончил завязывать большой пакет для толстяка.
— Вы совершенно правы, мистер Роббинс,— сказал он.— А посмотрите на подоходный налог…
Это был крупный сорокалетний мужчина, почти с меня ростом. Я вспомнил, как однажды он сказал мне, что работает у Роббинса уже двадцать лет. Он явно принадлежал к числу тех, не имеющих специальности, простаков, которым приходится выполнять всю черную работу, причем в самые неурочные часы. На бледном лице его застыла вечная улыбка; привычка к покорности ссутулила широкие сильные плечи.
— Вы правы, мистер Роббинс,— повторил он.— Совершенно правы.— Он улыбнулся еще шире и кивнул в подтверждение своих слов. Но хозяин и покупатель будто не слышали его, хотя стояли совсем рядом.
Я вышел из магазина с весьма неприятным чувством. И как только он терпит все это? Он продал себя, а за какую цену? Фунтов семь в неделю, и никакой уверенности в завтрашнем дне: он полностью зависит от хозяина, а хозяин этот невежествен, груб и мелочен. Тут я вспомнил о своей беседе с Хойлейком и подумал, что, собственно, между мной и помощником аптекаря нет особой разницы. Да, конечно, я получаю больше, у меня лучшие условия труда и больше гарантий на будущее, но в основном положение наше почти одинаково. Мой хозяин лучше воспитан, чем Роббинс, и имеет надо мной меньше власти, но все же он остается моим хозяином. Просто моя цена чуть выше — вот и все.
Дождь продолжал лить; я направился к остановке и сел в автобус. Внутри пахло мокрой одеждой и табачным перегаром; все места были заняты. Я прошел вперед и так углубился в свои мысли, что, только когда мы уже подъехали к Орлиному шоссе, заметил, как далеко от выхода я стою. С трудом протискавшись, я наконец выбрался из автобуса — пальто мое было помято, я тяжело дышал. Подняв воротник и придерживая шляпу, я шел навстречу дождю и ветру, как вдруг увидел «остин» Боба Стора, заворачивавший за угол на шоссе Сент-Клэр.
После чая я позвонил ему.
— Ну как насчет завтра? Приходить к вам, Боб?
— Не знаю… Подождите минутку, Джо.— По его тону ничего нельзя было понять.
— На прошлой неделе вы же сами просили прийти.
— Да, конечно. Сейчас спрошу у Евы.