Лишь только он скрылся из виду, мы расхохотались.
— Вино — насмешник, пиво — буян,— сказал Реджи.— Бедняга совсем не привык пить, как видно.
— Это все из-за того, что он стал думать об Элис,— заметил Тедди.— Нечистые мысли взбунтовались.
— Признайтесь, Джо,— сказал Реджи,— вы ведь у нее в фаворе?
— Вы не должны задавать таких вопросов. Если я скажу «да», то окажусь подлецом, если скажу «нет», окажусь лгуном.— Я коварно улыбнулся.— А вы и сами бы не прочь, а, Реджи?
— Еще бы! Это же сногсшибательная женщина. Немолода, конечно, но зато какой стиль, какой стиль!
— Ну, а Джун? — сказал Тедди.— Замолви хоть словечко за Джун. У нее ведь есть одно неоспоримое достоинство: она девственница.
— Джун — дитя,— сказал Реджи.— Стоит мне только подумать о том, чтобы поухаживать за ней, и я уже чувствую, как острые зубы скандальной газетной хроники впиваются в мой загривок! Какое тут может быть сравнение.
Я ликовал в душе. Пока они терзаются несбыточными желаниями, я уже осуществил то, к чему они стремятся, и через шесть дней осуществлю снова. Я без всяких стараний получил все то, чего им не получить никогда, проживи они хоть тысячу лет. И Сьюзен я тоже получу. И нет причины, почему бы мне не получить и Джун, захоти я только.
А потом мне снова вспомнилась вересковая пустошь и Воробьиный холм. Я знал, что сейчас там гуляет ветер и землю припорошило снегом. Там нетронутая чистота, тишина, покой. Пиво словно закисло у меня в желудке, и мне стало тошно от моего подлого эгоизма, отвратительного, как катар. Мои чувства представились мне такими мелкими рядом с неизъяснимой прелестью этих пологих, поросших вереском холмов и ощущением безграничности лежащего за ними пространства и неисчислимости звезд над головой. Я постарался стряхнуть с себя овладевшее мной уныние.
— Споем,— предложил я.— Что-нибудь не слишком соленое, но все же солоноватое. Тедди, пожалуйста, музыку: «От тумана, от росы».
Тедди ударил по клавишам пианино, стоявшего в углу, и я запел. Вскоре все подхватили песню:
Я целовался с ней зимой,
В разгар весны и в летний зной.
Да жалко, что ее красы
Берег я слишком от росы.
Скосив глаза, я заметил, что Хойлейк с выражением снисходительного одобрения тоже тихонько мурлычет песенку себе под нос.
— Ты о чем-то задумался, милый? — спросила Элис.
— Я все любовался тобой,— сказал я.— Господи, как ты прекрасна. Если бы у меня был вот такой твой портрет, я держал бы его под замком и смотрел бы на него всякий раз, когда мне взгрустнется…
Оглядываясь назад, я теперь ясно вижу, как все это случилось. Этого могло бы и не произойти. Все началось вот этих слов, случайно оброненных в пятницу вечером в квартире Элспет. Если бы из миллиона слов, имевшихся в моем распоряжении, я выбрал любые другие, вся моя дальнейшая жизнь и жизнь Элис потекли бы по совершенно другому руслу. А ее ответные слова, брошенные так же бездумно, как мои, уже стронули лавину с кручи.