— Я не работаю здесь больше, Алексей Тимурович!
Лешик озадаченно нахмурился.
— Не понял?
Она терпеливо пояснила:
— Я уволилась. Так что прощаюсь с вами. Передайте от меня привет вашим сотрудникам и сообщите, пожалуйста, что больше я своими просьбами никому надоедать не стану! — обошла его, превратившегося от такой невероятной вести в соляной столб, и села в ожидавший ее у входа черный Вольво.
Очнувшись, Лешик дернулся, как испорченная заводная игрушка, и запрыгал наверх подобно длинноногому кузнечику. С шумом влетел в отдел и с порога завопил, заставив всех подскочить на своих местах:
— Надо же, довели! Она уволилась!
Все в недоумении повернулись к нему. Владимир Иванович хмуро переспросил:
— Да не ори ты так! Говори толком!
Лешик передохнул и сказал уже обычным голосом:
— Лизонька уволилась! Я ее только что на лестнице встретил! Остекленевшая вся, а глаза совершенно пустые и, по-моему, заплаканные. Кто-то ее жутко обидел. Кстати, она просила передать всем привет и сообщение: больше она своими просьбами нам надоедать не будет. А кому она просьбами надоедала?
И все невольно посмотрели на посеревшего от мучительной душевной боли Зайцева. Владимир Иванович быстро проговорил, желая смягчить накаленную обстановку:
— Ого! Шестой час уже! Пора по домам собираться.
Но никто не двинулся с места, глядя, как Илья тихо встает и уходит из комнаты.
Генрих заволновался.
— Может, пойти за ним?
Игорь не позволил:
— Да не надо, дайте мужику одному побыть! Пусть обдумает, что делать, не мешайте! Может, что дельное решит.
Три недели в отделе автоматизации царил траур. Все ходили на цыпочках и говорили больничным шепотом, охраняя тоску коллеги. Илья это понимал и еще больше злился. Всё это время провел, сцепив зубы, упорно уговаривая себя, что все к лучшему. Ни к чему хорошему их кратковременная связь всё равно бы ни привела. О том, что это может быть серьезно с обеих сторон, думать себе запретил. Зачем плодить никчемные фантазии?
Потом что-то изменилось, душа стала всё упорнее требовать правды, пусть даже очень болезненной. К концу третьей недели, поняв, что жизни все равно не будет, пока не выяснит всё до конца, Илья решил действовать. Пусть будет хуже, но, по крайней мере, в его жизни наступит ясность.
Пошел в кабинет к экономистам и спросил, не таясь:
— Мне нужен Лизин телефон, может, у кого есть?
Женщины обрадованно зашумели, листая записные книжки. Его поразила Любовь Николаевна, напористо проговорившая:
— Давно уже пора по-мужски себя вести! А то что ж это такое? Лиза уходит вся в слезах, а он будто бы и не причем!