— Вы вроде бы здесь с его дочкой были? Чего бы у нее не спросить?
Зайцев с тяжелым вздохом признался:
— Уволилась она. Я вообще-то ее и ищу. В квартире ее нет, я каждый день к ней домой приезжаю, как на работу. Хотел вот у отца спросить, где она. Может, поможете?
Глеб, хорошо помнящий, какие взгляды гость бросал на Лизоньку, призадумался.
— Ну, если не заложишь… — он опасливо оглянулся, перейдя на «ты» и переведя разговор в плоскость чисто личных отношений. — Мне, по идее, телефон босса знать не положено, я ведь мелкая сошка, но он мне его как-то дал, вопросик тут один срочный возник. — И, достав записную книжку, продиктовал номер сотового телефона.
Благодарный Илья крепко пожал Глебу руку. На прощанье тот лаконично пожелал:
— Ну, удачи!
Зайцев признательно кивнул и вышел.
Вечером позвонил Александру Владимировичу, кратко, не обрисовывая ситуацию, спросил, где Лиза. Тот не сразу понял, кто говорит, а поняв, начал разговаривать таким мягким соболезнующим тоном, что Илья сразу понял: у Лизоньки уже есть другой.
— Вы не переживайте так, Илья Викторович! Ну, молодая еще девочка, легкомысленная. Не надо принимать ее незрелые чувства всерьез. Вы же взрослый человек, вы же меня понимаете?
Зайцев корректно выслушал выверенные на большом количестве отвергнутых ухажеров масляные папочкины речи, но и не подумал смириться. Без лишних церемоний пытался разузнать, где же Лиза, чтобы поговорить с ней самой, глядя ей в глаза, но чадолюбивый отец не менее упорно утверждал, что в городе ее нет, что она отдыхает и набирается сил где-то на Багамских островах.
Напоследок пожаловался:
— Знаете, как меня достали ее поклонники? Думаете, вы первый мне сегодня звоните по этому поводу? Нет, третий! — По его убитому тону Зайцев понял, что Королев не врет. Попрощавшись, папочка первый дал отбой, измочаленный настырными дочкиными обожателями.
Двадцать девятого в конторе отмечали наступление Нового года, но Илья идти на празднование категорически отказался. Недовольный Владимир Иванович попытался его уговорить, но был вынужден отступить от сопротивляющегося всеми силами сотрудника.
От него отстали, и он отсиделся дома, закрывшись в своей комнате и тоскуя. На следующий вечер, успев после работы заскочить к Лизиному дому, где охранники, отдавая дань его упорству, по-свойски называли по имени, но ничего обнадеживающего не сообщали, сидел на кухне, безразлично поглядывая на уставленный тарелками стол. Аппетита не было, но он, чтобы не давать матери оснований для ненужных подозрений, старательно проглотил тарелку куриного супа, смутно надеясь, что не заработает несварения желудка.