Мне совершенно не хотелось думать о том, что там будет дальше, пока мне хватало и того, что сейчас хорошо, и я, чтобы перевести разговор, спросила о стоящемся доме.
— Да нормально всё. Отделка уже заканчивается. Коммуникации подтянули. Через неделю можно будет заезжать.
Я дала ему денег и попросила передать моим старушкам, когда они поедут в дом.
— Мебели у них, сам понимаешь, нет. Пусть купят что-нибудь посимпатичнее.
Он хмуро смотрел на протянутые ему деньги, не желая их брать.
— Сама и отдашь. В чем дело?
— Да мне хочется им сюрприз сделать, но, сам понимаешь, всё может случиться.
Он тоже подумал про нахрапистого ухажера, и молча взял деньги. Я видела, что ему очень хочется узнать о моих кавалерах поподробнее, но он промолчал, не желая лишний раз меня тревожить. Я и сама понимала, что меняюсь в лице, стоит зайти речи о моей прошлой жизни. Этой несвойственной мужикам деликатностью Семен отличался и от Пронина и от Георгия. Они сделали бы все, чтобы узнать интересующие их подробности, не заботясь о моих чувствах.
Еще через час появился вызванный им трактор, прокоптив всю округу противным запахом солярки. С Семеном мы простились у моих дверей, на улицу я не выходила, чтобы не попадаться на глаза трактористу, но и сама понимала, что это было напрасно. Все знали, в каком доме я живу. И одно то, что управляющий вышел именно из этого дома, скажет односельчанам гораздо больше, чем даже наши обжимания на глазах у всех.
Едва за околицей стих рев «Беларуси», как ко мне прибежали мои соседки. Сначала они расспрашивали про вертолет, чуть не рухнувший на деревню, потом про «Беларусь», которой тут и вовсе нечего было делать.
Я тоже усиленно недоумевала, поддакивая их самым невероятным предположениям. Наконец баба Нюра рассердилась.
— Ладно, пойдемте, бабы! Она нам ничего не скажет, потому что мы недостойные!
Он этих выспренних слов я даже несколько оторопела. Вот что значит смотреть день и ночь сериалы, начинаешь и говорить так же, как их герои.
Ночью ударил неожиданный заморозок, причем сильный, схвативший лужи довольно крепким льдом. А что, если мне уехать прямо сейчас? Или не стоит? Если утону в грязи, то придется звонить Семену и снова просить о помощи, а мне этого сильно не хотелось.
Я протопила печь, натянула телогрейку Ефросиньи и весь день провела, пытаясь запечатлеть на холсте красные гроздья стоящей в палисаднике рябины. Листья еще не опали, хотя их и крепко прихватило морозцем, и на фоне темной зелени ярко-красные ягоды смотрелись как огненные капли.
К вечеру похолодало еще сильнее и у меня замерзли пальцы. Уйдя в избу, я задумалась, чем же мне заняться. Может, написать что-нибудь углем? Ватман у меня пока еще есть.