Монео уставился на захламленный стол и заговорил, не подымая глаз.
— Он отвечает за то, что сделал с самим собой, — тут Монео поглядел вверх, глаза его были ледяными. — У тебя, Данкан, нет мужества взглянуть правде в глаза, выясняя, почему он так поступил с собой!
— А у тебя такое мужество есть? — спросил Айдахо.
— Когда я был разгневан больше всего, — проговорил Монео, — и он увидел себя моими глазами, то спросил: «Как смеешь ты чувствовать себя оскорбленным мной?» И тогда… — у Монео дернулось горло. — И это заставило меня в ужасе заглянуть в себя… Увидеть то, что он увидел, — слезы заструились из глаз Монео и потекли по щекам. — Во мне осталась лишь радость, что мне не предстоит такой выбор… что мне можно ограничиться тем, чтобы быть его последователем.
— Я прикасалась к нему, — прошептала Хви.
— Значит, ты знаешь? — спросил ее Монео.
— Знаю, не видя этого, — сказала она.
Монео проговорил тихим голосом:
— Я чуть не умер от этого. Я… — он содрогнулся, затем поглядел на Айдахо. — Ты не должен…
— К черту вас всех! — рассвирепел Айдахо. Он повернулся и кинулся вон из комнаты.
Хви проводила его взглядом, на лице ее было глубокое страдание.
— О, Данкан, — прошептала она.
— Видишь? — спросил Монео. — Ты была не права — не ты, ни Рыбословши не приручили его. Но ты, Хви, ты способствуешь его уничтожению.
Хви обратила к Монео свое страдальческое лицо.
— Я больше его не увижу, — сказал она.
Для Айдахо путь до его покоев был одним из самых тяжелых мгновений на его памяти. Он старался вообразить, что его лицо пластальная маска, полностью неподвижная и скрывающая все его внутреннее смятение. Никому из стражниц, мимо которых он проходит, нельзя разглядеть его боль. Он и не знал, что большинство из них правильно догадались об его переживаниях и испытывали к нему сострадание.
Повидав немало с Данканами, все они научились хорошо их понимать.
В коридоре возле своих апартаментов Айдахо наткнулся на Найлу, медленно шедшую в его сторону. Что-то вес лице, неуверенный и потерянный вид, резко его остановило и почти вывело из внутренней сосредоточенности.
— Друг, — спросил он, когда она оказалась лишь в нескольких шагах от него.
Она поглядела на него, на ее квадратном лице легко было прочесть, что она явно его узнала.
«До чего ж у нее странная внешность», — подумал он.
— Я больше не Друг, — сказала она и прошла мимо него по коридору.
Айдахо повернулся на одном каблуке, разглядывая ее удаляющуюся спину — эти тяжелые плечи, этот тяжелый шаг, от всего веяло ощущением жуткого напряжения мускулов.
«Для чего она выведена?», — подумал он.