— Я принесу вам благую весть, духи!!! — орал полоумный Коршунов. — Я здесь, чтобы открыть вам истину!!!
Он оставил Кузнечика на посту (тот медленно осел на пол, не подавая признаков жизни), вошел шаткой походкой в расположение и включил свет.
— Ррррота, подъем!!!!!!!!!!
В ответ понеслись крики старослужащих, не участвовавших в пьянке:
— Ястреб, ты задолбал!
— Иди на хрен, Коршун, дай выспаться!
— На том свете отоспитесь, сукины дети!!! Подымай молодых, всех до единого!..
Это была чудовищная ночь. Духи летали по казарме, сшибая углы и разбивая в кровь руки и ноги. Тут и там раздавались стоны. Четверо пьяных дедов во главе с Ястребом поставили на уши почти всю роту. Кто-то умудрялся спать, кто-то не принимал участия в избиении, некоторые из земляков Павла ушли от греха подальше в качалку, к гантелям и штангам. Павел же сидел в полнейшей прострации возле своей колонны и смотрел в телевизор, ничего не видя и не слыша. На каждый удар и вскрик он вздрагивал, но ни помешать, ни абстрагироваться не мог.
Он уже собирался пойти лечь в кровать, но когда поднялся, его усадила обратно жесткая рука.
— Сидишь? — проблеял Ястреб. Глаза горели огнем, возбуждение достигло наивысшей точки. — А где твоя солидарность с прогрессивной частью человечества?! А?!
Павел краснел и молчал.
— Сучонок ты чистоплюйский.
И Ястреб отвесил ему смачную пощечину. Павел слетел с табуретки…
Нет, он не бросился в драку. Не полез отстаивать свою поруганную дедовскую честь. Он просто уселся на полу возле колонны, потирая щеку. Сердце билось как полоумное.
Ястреб все-таки сделал это — поднял руку на земляка. Переступил черту. Теперь их отношения изменились, они никогда не станут прежними, и даже если Ястреб завтра, протрезвев, попытается сгладить острые углы, процесс необратим. До дембеля Пашке придется несладко.
Все дело в том, что с тумбочки дневального на него глядели полные безнадеги глаза Кузнечика. И было в его взгляде кое-что еще.
Злорадство.
Точно, злорадство!
Ничего не соображая, Павел поднялся на ноги и направился в комнату отдыха, где остались следы дедовского пиршества — тарелки с овощной закуской из магазина, пара огурцов и кусок копченой колбасы. Все было обильно посыпано хлебными крошками. В бутылке еще оставалось немного самогона. Павел схватил ее, запрокинул голову и вылил в себя остатки. Вышел из комнаты, остановился возле тумбочки. Кузнечик все так же сидел на корточках, схватившись за живот. Если бы он в этот момент смотрел в другую сторону, глядишь, ничего бы и не случилось. Но он, дурашка, смотрел на Пашу снизу вверх, как смотрит собака на хозяина, допустившего промашку. И еще эта примесь злорадства…