Джиллиан, открыв дверь, сначала была потрясена, затем первоначальный шок уступил место показному безразличию:
— Ты ушел, не сказав ни слова. Я думала… — Она оборвала себя и отвернулась, не желая показывать выступившие слезы. Джиллиан жестом пригласила Альвареса пройти и заперла дверь на все четыре замка. — Сама не знаю, что делаю, — призналась она, недовольная собой. — Твоя жена и дети… Когда ты впервые появился в ресторане, мне показалось, что я испытываю жалость. А потом — проведенная вместе ночь, и я почувствовала что-то другое, совсем другое. А теперь? Вообще не знаю, что думать.
Она рухнула на кровать в эмоциональном измождении. Альварес стоял в нескольких футах от нее. Он надеялся на искру, на связь. Встретился же с растерянностью, даже отчаянием, понимая, что не имеет ни опыта, ни знаний, чтобы справиться с ситуацией. Их взгляды встретились.
— Не думаю, чтобы ты поняла, — сказал он.
— Поняла что? Мы переспали. Получили удовольствие. Правильно? Но если ты вернулся за новой порцией…
— Нет! — воскликнул Альварес.
— Кто ты? Чем ты на самом деле занимаешься?
Он бросил взгляд на дверь, подумывая о том, чтобы уйти прямо сейчас, зная, что так и следует поступить. Но, вопреки своему желанию, сделал шаг вперед и сел рядом с ней.
— Они убили мою семью, — заговорил Альварес. — По их словам, это была случайность. На самом деле, всему виной жадность и преступная халатность. А они во всем обвинили жену.
— Ты солгал мне.
— Да, — согласился Альварес и добавил. — Но не во всем.
Повисла продолжительная пауза.
— И что сейчас? — спросила Джиллиан.
Альварес рассказал ей о том, что случилось на железнодорожном переезде, о том, что, по его убеждению, ни предупредительный сигнал, ни шлагбаум не работали, о том, что ему не дают высказать свое мнение.
— Когда теряешь ребенка, — говорил он тусклым голосом, — когда теряешь двоих детей, это трудно объяснить кому-то постороннему. Ты просыпаешься с этим, ты с этим живешь, из-за этого ты можешь умереть. Должно ли мне быть стыдно, что я не испытываю тех же чувств к погибшей жене? Да, мне ее не хватает, но я мирюсь с потерей жены, — но не со смертью детей.
— Думаю, тебе лучше уйти, — твердо произнесла она.
— Это очень сложно, — продолжал Альварес.
— Надо было сказать мне сразу, — грустно заметила Джиллиан.
Он едва заметно покачал головой, осознавая, что даже самому себе не может объяснить происходящее; иллюзорное ощущение близости с Джиллиан разбилось вдребезги.
— И я должна, наверное, простить тебя? — спросила она, хватая его за руку и не давая подняться.