— Вот, — сказал он, — американский преобразователь. Прямо из Вьетнама, партизанский трофей. То есть, мы его от московского «Энергетика» получили. Там захваченную аппаратуру курочили, эту штучку выколупали и нам прислали разобраться, по принадлежности. — Виноградов задумчиво постучал колодочкой по столу: — В «Энергетике» вообще лихие ребята. Они себе повышение пробили. У них теперь не научно-исследовательский институт, а по самой новой моде — научно-производственное объединение, НПО. Молодцы! Сразу и штатное расписание другое, и ставки… — Он толкнул колодочку к Григорьеву и строго сказал: — Всё секретно! Спецчемодан в первом отделе оформили? Спецблокнот, спецтетрадь?
Григорьев кивнул.
— Так вот, — продолжал Виноградов, — штучка американская — удивительная! Работает и как резистор, и как полупроводник. Они в свою аппаратуру сажают одну такую фитюльку там, где нашим приходится на разные импульсы два и даже три преобразователя ставить. Поэтому и простота у них, и надежность, и вес, и габариты… В общем, в «Энергетике» хотят, чтоб мы им такую же воспроизвели.
Григорьев внимательно слушал.
— Минаев в Москве хлестанулся, — при упоминании этой фамилии Виноградов чуть искривил красивый рот, — что мы через три месяца готовое изделие выдадим. Пришлось с ним поспорить…
Минаев, их директор, толстенький, седенький шестидесятилетний крепыш, считался личностью легендарной. Во всяком случае, у них на работе. В годы войны, в свои тридцать с небольшим, был Минаев директором номерного завода в Сибири и полковником по званию. Для Григорьева одного этого было бы достаточно, чтобы перед таким человеком склоняться всю оставшуюся жизнь. Тем более, из тех славных времен дотянулась за Минаевым уважительная, хоть и странноватая для новых дней характеристика: «Заставить умел, наказать умел, зато у него на заводе рабочие не голодали, как у других».
Но что-то сломало Минаеву карьеру уже в годы мирные, а вернее, в первые послевоенные, которые, как рассказывали, жестокостью едва не превосходили войну. Не вышел он ни в министры, ни в генералы. Только всего и сумел, что перебраться в той же директорской должности из Сибири в Ленинград.
Правил Минаев предприятием самовластно и с неизбежными при самовластии чудачествами. Славились его ежедневные походы в столовую, находившуюся в центре заводской территории. Каждый раз шел Минаев на обед иным маршрутом, кружным и ломаным, обходя задворки цехов и складов. Катился, как колобок, низенький, кругленький, а за ним поспевала свита — заместитель по общим вопросам, кто-то еще из управленцев. И горе было тому начальнику цеха, на участке которого Минаев замечал непорядок — брошенное оборудование, мусор или хотя бы вырытую и не огороженную по правилам яму! С обеда же двигался Минаев, не торопясь. Заходил в цеха. Обращался прямо к рабочим, обычно к женщинам-работницам, их было большинство. Расспрашивал о делах, принимал жалобы. Начальник цеха и мастера должны были при этом стоять в сторонке и вступать в разговор только по его знаку.