Рама тронула своих лошадей, и упряжки двинулись в путь. Марта, сидя на самом верху поклажи, горько плакала, потому что никому не было видно, как она машет косынкой. Другие дети задремали, но Марта разбудила их. «В плохое место мы едем, — тихо сказала она, — но я рада, что мы уезжаем, потому что через неделю-другую здесь всё выгорит».
Скрип колёс был слышен Джозефу и после того, как упряжки скрылись из вида. Прогуливаясь, он подошёл к дому Хуанито, где погонщики заканчивали завтрак, состоявший из жареного мяса и кофе. С первыми лучами рассвета они отставили пустые чашки и тяжело поднялись из-за стола. Ромас с Джозефом вышли в загон для скота.
— Поаккуратней, — сказал Джозеф.
— Не сомневайтесь. Погонщики хорошие, мистер Уэйн. Я их всех знаю.
Изнывавшие от скуки погонщики оседлали своих лошадей.
Шесть поросших длинной шерстью собак с ранчо поднялись из пыли и, на ходу обретя занятой и серьёзный вид, неспешно направились к воротам. Прокладывая себе дорогу, забагровел рассвет. Собаки выстроились в цепочку. Затем ворота загона широко распахнулись, и показалось стадо, которое, чтобы охранять его в пути, сопровождали собаки, вставшие по три с каждой стороны, и всадники, полукругом ехавшие следом. Сразу же в воздух волнами стала подниматься пыль. Всадники достали носовые платки и повязали их так, чтобы закрыть носы. Уже через сотню ярдов облако пыли совсем скрыло стадо. Стоя возле загона, Джозеф наблюдал за линией пыли, которая, подобно червю, распространяющему за собой жёлтый туман, извивалась по земле.
Наконец густое облако скрылось за холмом, но пыль висела в воздухе ещё несколько часов.
Джозеф понимал, как утомительно столь долгое путешествие. Жар утреннего солнца обжигал его, от пыли покалывало в носу. Долгое время он не двигался с места, а стоя наблюдал за тем, как в наполненном пылью воздухе движется стадо. Печаль наполнила его. «Хорошо, что отогнали скот, — думал он. — В большинстве своём он появился на свет здесь, а теперь его отогнали». Он подумал о том, что в стаде были покрытые свежей шёрсткой телята, которых до блеска вылизали их матери, и о том, как они уминали траву, устраивая себе лежбища на ночь. Он вспомнил, как печально мычали коровы, когда теряли телят; теперь не осталось и коров. Напоследок он обернулся и посмотрел на опустевшие дома, сарай и огромное мёртвое дерево. Было так тихо, как только могло быть. Повернувшись на петлях, скрипнула дверь сарая. Дом Рамы тоже был открыт. Внутри видны были стулья и до блеска вычищенная печь. Он поднял с земли кусок проволоки и намотал её на палец. Вошёл в пустой сарай. На полу, на связках соломы, лежали твёрдые комья чёрной земли. Ему оставили только одну лошадь.