Говоря так, она, в такт своим словам, похлопала Элизабет по колену, и её глаза, в которых до того вспыхивали красные огоньки, загорелись с необычайной силой.
— Я знаю мужчин, — продолжала она. — Томаса я знаю так хорошо, что я угадываю его мысль в тот момент, когда она зарождается. Я узнаю о его намерении ещё до того, как оно станет достаточным, чтобы привести в движение его конечности. Бартона я знаю до глубины его постной душонки, а Бенджи… Я знала сладостную лень Бенджи. Я знала, как печально было то, что ему приходилось быть Бенджи и как он ничего не мог с этим поделать, — она улыбнулась, вспоминая. — Однажды ночью, когда Томаса не было, Бенджи пришёл сюда. Он был такой несчастный, такой печальный. Он пробыл в моих объятьях почти до самого утра, — пальцы её рук переплелись. — Я знаю всех их, — сказала она хрипло. — Мой инстинкт никогда меня не подводил. Но Джозефа я не знаю. Я не знала его отца.
Элизабет медленно, в такт, кивала головой. Рама продолжала:
— Я не знаю, наверное, есть люди, которые появляются на свет лишёнными человеческой природы, и, наоборот, некоторые люди настолько человечны, что остальные кажутся нереальными. Может быть, божество обитает сейчас на Земле и будет находиться здесь дальше. Джозеф обладает силой предвидеть угрозу, он невозмутим, как горы, а его чувства так же дики, сильны и порывисты, как пожар, и так необъяснимы, что я теряюсь. Попробуйте подумать о нём отстранённо, и вы поймёте, что я имею в виду. Он станет выше гор, а его сила будет неодолима, как порыв ветра. Бенджи умер. Вы не сможете себе даже представить, что умирает Джозеф. Он — вечен. Его отец умер, но то не было смертью.
Её губы беспомощно шевелились, подбирая слова. Она вскрикнула, как от боли.
— Я же вам говорю, этот мужчина — не обычный человек, меньше всего он похож на остальных людей. Сила; способность к сопротивлению; долгие и запутанные размышления всех людей; вся радость и вся жертвенность, противоположные одна другой и сохраняющие свою суть, — он — всё это, вместилище для частицы души каждого человека и, более того, — символ души Земли.
Она потупила взор и убрала руку.
— Я сказала, что дверь открыта.
Элизабет потёрла то место на колене, по которому её хлопали. Её влажные глаза засверкали.
— Я так устала, — сказала она. — Мы ехали по жаре, трава пожухла. Удивлюсь, если цыплят, ягнёнка и козу вытащат из повозки живыми. Их надо распутать, у них могут опухнуть ноги.
Она достала из-за пазухи носовой платок и, высморкавшись, стала тереть нос так, что он покраснел. На Раму она и не смотрела.