Тропинка снова свернула в сторону от реки, и, пока Джозеф добирался до своей палатки, облака, словно серый шерстяной занавес, стали двигаться назад, с запада на восток. Чуть позже, поблёскивая на стебельках трав, короткими вспышками возникая в каплях, попавших в бутоны полевых цветов, над мокрой землёй засветило солнце. Возле палатки Джозеф спешился, расседлал лошадь, насухо вытер её круп и только потом отпустил усталое животное пастись. Сам он задержался, остановившись в мокрой траве у входа в палатку. Заходящее солнце, играя, окрасило багрянцем волосы на его висках, вечерний ветер ерошил его бороду. Желание обладания загорелось в его глазах с новой силой, когда он взглянул на огромную долину, лежащую у его ног. Теперь это желание превратилось в страсть. «Мо-о-ё, мо-о-ё, — пропел он, — и вглубь всё мо-о-ё, и до центра Земли всё мо-о-ё!» Он перешёл на сухое место. Восторг, усиливаясь, пронзил его острой требовательной болью, которая горячей рекой растеклась по всему телу. Лицом вниз он бросился на траву и прижался щекой к мокрым стебелькам. Его пальцы хватали мокрые травинки, вырывали их, хватали снова и снова. С трудом он смог оторвать свои бёдра от земли.
Постепенно возбуждение покинуло его, замерзшего, напуганного, сбитого с толку. Присев на корточки, он стёр грязь с бороды и губ. «Что это было? — спросил он себя. — Что это на меня нашло? И откуда такое сильное влечение?» Он попробовал воспроизвести в памяти, как всё в точности происходило, и понял, что на мгновение земля стала его женой. «Мне нужна жена, — сказал он. — Без жены здесь будет слишком одиноко». Он устал. Всё его тело ныло, будто он совершил восхождение на высокую гору, а мгновение экстаза испугало его.
На небольшом костерке, разожжённом перед входом в палатку, он приготовил свой нехитрый ужин, а потом, когда наступила ночь, сел прямо на землю и, чувствуя, как она вздрагивает, смотрел на холодные белые звёзды. Костёр прогорел до углей, а Джозеф слушал, как за холмами воют койоты, пронзительно блеют овцы, шуршат в траве, бросившись врассыпную, полевые мыши. Через некоторое время над восточной грядой гор показалась луна золотисто-медового цвета. Пробившись сквозь частокол сосен, свет её лика упал на холмы. Луна чуть-чуть задержалась, словно освобождаясь от чёрного ствола сосны, который мгновением раньше наколол её на себя, а затем поплыла вверх.
Задолго до того, как появились повозки со строевым лесом, Джозеф услышал позвякиванье привязанных к упряжи колокольчиков; для ехавших следом упряжек оно служило предупреждением о том, что надо свернуть с узкой дороги. Волосы и борода Джозефа были расчёсаны, а в глазах на свежеумытом лице читалось нетерпеливое ожидание, не покидавшее его на протяжении последних двух недель. Наконец среди деревьев показались упряжки. Чтобы протащить по новой непроторённой дороге повозки с тяжёлыми штабелями досок, лошади двигались короткими прыжками. Передний возница махнул Джозефу своей шляпой, и на её пряжке вспыхнуло солнце. Джозеф, подошедший встречать упряжки, взобрался на высокое сидение переднего возницы, человека средних лет с ёжиком седых волос на голове и лицом цвета табачного листа. Возница переложил поводья в левую руку, а правую протянул Джозефу.