Этот голос отличался от голосов других женщин, которых герцог встречал на своем пути; музыка, звучащая в нем, делала любую беседу, даже самую серьезную, изысканной, или лучше сказать, чарующей.
Ему нравилось, как она двигается, нравилась та грация и гордость, с которой она несла свою маленькую головку на длинной лебединой шее.
«Она очаровательна! — думал герцог. — И, черт побери, она — моя жена!»
Он клял себя не только за то, что был нетерпелив, но и за то, что слишком легко поддался влиянию юга и солнца, а главным образом, ощущению того, что находится наедине с желанной женщиной.
«Бог знает, каким бесчувственным чурбаном я должен быть, чтобы не возжелать ее», — пытался оправдаться герцог.
В то же время он понимал, что в своих попытках завоевать сердце Магнолии проявил излишнюю торопливость, но ведь ему еще никогда не приходилось этого делать.
В прошлом победа всегда доставалась ему без особых усилий. Более того, ему казалось, что женщина должна быть счастлива оттого, что он обратил на нее внимание.
Но в отношениях с Магнолией все складывалось совершенно иначе, и он оказался настолько глуп, что вновь напугал ее, тем самым еще больше усложнив свою задачу.
Он осознал вдруг, что проводит кампанию, которая ему совершенно в новинку, и ему придется применять тактику, с которой почти незнаком.
Герцог принялся разрабатывать план операции, которая, как он догадывался, будет весьма затяжной и вовсе не гарантирует полной победы.
А вдруг вместо того, чтобы понравиться ей, он вызовет в ней такую ненависть, что, вернувшись в Англию, Магнолия сбежит от него, как уже пыталась сбежать в ночь после свадьбы?
Он подумал о позоре и неприятностях, которые за этим последуют, и о том, как пуста и холодна станет его жизнь — настолько, что он даже сейчас задумался, а нужна ли она ему будет вообще.
Герцог был не из тех, кто, будучи женат, увивается за каждой юбкой.
Он всегда считал это не только предательством, но и несправедливостью, ибо женщина лишена возможности получать запретные удовольствия, доступные мужчинам.
Он всегда испытывал отвращение, слыша слова:
— Моя жена? Она у меня в деревне, как в сейфе!
Он знал мужчин, которые все свободное время отдавали поиску развлечений, и давным-давно поклялся себе, что не станет таким, как они, когда женится, тайным любовным связям не будет места в его жизни.
Он вспомнил об этом и тут же подумал, что леди Эдит назвала бы эту позицию еще одним устаревшим идеалом.
Тем не менее менять ее герцог не собирался. Вместе с тем он был достаточно практичен, чтобы понимать — жизнь с женой, не желающей делить с ним ложе, будет бесцельной и одинокой.