Она рывком сорвала одеяло, Женя дернулась, но я вовремя встрял, про себя в очередной раз поражаясь многочисленным Лизиным талантам — мы подхватили и посадили Женю, великолепную женщину, вон какие бедра — а грудь! — что до меня, то я счастлив был познакомиться с ней поближе, я так и сказал. Женя, дергаясь, отмахивалась, хваталась за одеяло и говорила, что мы с Лизой развратные и ужасные, но тут я благоговейно поцеловал Женю в грудь, тяжелую, как гроздь винограда, в спину мне впились острые Лизины коготочки, Женя обмякла, заулыбалась, мы с Лизой улыбались в ответ, хотя мне, честно говоря, было не до улыбок. И в другую грудь я поцеловал Женю, чувствуя себя собакой на строгом ошейнике — это сзади, а спереди исключительно благоговение.
Потом мы сидели на диване, обложившись чайными приборами, и то и дело хохотали как сумасшедшие, поливая себя и диван остывшим чаем. Наступила пора легкости необыкновенной, какая приходит порой после дикого напряжения, и все были ужасно рады чему-то, хотя непонятно чему. Чему, к примеру, могла радоваться Женя, слушая историю нашего с Лизой знакомства и двух сговоров против нее — одного на вокзале, другого на кухне? — однако же она смеялась взахлеб, возмущаясь и негодуя. Смеялась и Лиза, когда я чистосердечно каялся и описывал свои ночные кошмары; с Женей от смеха чуть не сделалась истерика. Вообще, мне кажется, вся эта история подействовала на нее благотворно. Заря, розовоперстая Эос, уже коснулась зеленых московских крыш. Мы сидели, причастные к ее сиянию, и три пары наших ног по-разному переплетались под одеялом. И я сказал, что близость между мужчиной и женщиной должна рассматриваться прежде всего как преодоление всех этих физических оболочек, замыкающих человека в себе, как слияние всех со всеми — во имя духовной близости. Женя поддержала меня с восторгом в голосе, но Лиза — ее шустрый ум порадовал меня в очередной раз — иронически усмехнувшись, сказала:
— Держись, Женька, сейчас этот хват предложит нам спать втроем.
— Ну, нет уж, — Женя осеклась и торопливо добавила: — Вы как хотите, а я буду спать на раскладушке.
— А мы так и хотим, — вежливо заметила Лиза, и всем стало грустно.
Я заметил, смягчая, что Женя осталась единственной, кто не пробовал нынешней ночью уснуть на этой незасыпаемой раскладушке, и это слегка разрядило атмосферу — но только слегка. Женя улеглась, и вид у нее был обиженный, честное слово. За окном было уже совсем светло. Мы с Лизой долго шептались под одеялом, она рассказывала разные забавные глупости, но Женю мы не дразнили, нет — все равно та вздыхала, ворочалась на раскладушке и не спала. Я предлагал Лизе позвать ее, но Лиза всякий раз ехидно отвечала, что не стоит, пожалуй, потому что духовной близости с Женей у нас все равно не будет.