– Молодой господин, я думаю, вам следует знать кое-что о правилах жизни в пустыне, – улыбнулся евнух. – Во-первых, здесь нельзя сразу много пить. Сердце может попросту не выдержать. Либо вы начнете сильно потеть, и бо́льшая часть воды испарится. Растягивая же воду на крохотные глотки, вы даете телу столько влаги, сколько и нужно. Не больше и не меньше. Потому мехи эти столь малы – чтобы не было соблазна напиться вдоволь. Здесь, в пустыне, важен холодный расчет, а не бездумное потакание желаниям.
Принц решил это запомнить. Весьма полезное знание для краев, где он только что приступил к двухлетней миссии посланника Гринвельда.
К вечеру, когда солнце стало заходить, все почувствовали некоторое облегчение. Однако ненадолго. С наступлением ночи пустыня действительно стала неприятно холодна. И если поначалу вечерняя свежесть радовала после дневного зноя, то ночь заставила стучать зубами и вспоминать жару как благодать.
Лишь верблюдам было все нипочем.
Люди закутались в шерстяные одеяла, все это время висевшие в скатанном виде за вторым горбом. Затем они крепко привязались к седлу, чтобы не упасть во сне. Спать приходилось на ходу.
Однако Леон в этот раз сну не поддался. Он смотрел на звезды. В небе пустыни они горели необычайно ярко и как будто были ближе. Любуясь ими, принц думал об Инаре. О своей драгоценной путеводной звездочке…
Под утро принц все же сомкнул глаза и погрузился в дремоту, но вскоре его разбудило неприятное ощущение духоты, ведь он был закутан в теплое одеяло.
– Мне кажется, мы обречены брести среди этих песков всю оставшуюся жизнь, – простонал Кристан, выпивая последние капли из меха.
Леона настигало то же ощущение, стоило ему посмотреть по сторонам. Все те же бесконечные барханы. Все та же цепочка следов за караваном, казавшимся вереницей последних людей и животных на земле. А ветер неумолимо застилал эти следы мириадами песчинок. Гринвельдцы уже почти позабыли причину, по которой направились в поход. Казалось, весь смысл их существования свелся к блужданиям среди знойных барханов.
Однако ближе к полудню одиночество охотничьего каравана было нарушено. Первым чужака заметил Харольд Нордвуд. Он придержал верблюда, чтобы поравняться с принцем.
– Леон, взгляни. Может, почудилось мне?
И он указал в сторону высоченного бархана, на гребне которого стоял верблюд с седоком. Всадник был укутан в странные одежды, и с этого расстояния нельзя было разглядеть его лица. Он спокойно наблюдал за караваном. Похоже, тассирийцы его тоже заметили. Вельможи вполголоса обратились к солдатам, и те передавали распоряжения по цепочке.