Едва я явился на КП к полковнику Лизюкову, как тот немедленно приказал полку занять рубеж обороны на левом фланге дивизии.
В глубокой темноте шли мы по сжатому полю. По плащ-палаткам струились потоки третий день не перестававшего дождя. Грязь чавкала под ногами, засасывая сапоги по самую щиколотку.
Полк двигался длинной цепочкой. Впереди шла группа разведчиков. Справа, совсем близко от нас, раздавалась пулеметная стрельба. Над линией фронта трепетно умирал огонь осветительных ракет. То тут, то там рявкали, взрываясь, мины и снаряды.
Навстречу нам кто-то тяжко шлепал по грязи, фыркая и отдуваясь.
- Стой! Кто идет? - крикнул идущий впереди разведчик.
- Некогда стоять, - ворчливо ответил низкий, густой бас.
- Кто идет? - еще раз бросил в ночную темноту наш разведчик.
- Санитар я, сержанта в санбат доставляю.
- Ранило?
- На мине подорвался.
- А тут что, минное заграждение поблизости? По голосу мы почувствовали, что санитар невесело усмехнулся:
- Уж куда ближе! Почти по минному полю и идете.
Я подошел к разведчикам. Санитар стоял, держа обвисшую фигуру человека в шинели.
- Границы минного поля знаете? - спросил я санитара.
- И границы знаю, и безопасные дорожки. Только, я же говорю, в санбат мне надо. Тяжело сержанту-то.
- Я дам человека, сержанта в санбат доставят. А вы проводите нас.
- Это можно, - спокойно ответил санитар и, передав раненого двум нашим бойцам, пошел впереди.
Теперь все продвигались с опаской, осторожно ступая в след идущего впереди. Я шел рядом с комиссаром полка батальонным комиссаром Михаилом Ивановичем Доценко.
Доценко прибыл в полк за две недели до этой ночи из Сибири. Сам он был не сибиряком, а белорусом, даже говорил с белорусским акцентом, твердо произнося "р", но ощущалось в нем то, что отличало всех воинов-сибиряков: какая-то особая добротность, надежность, обстоятельность.
Доценко очень быстро вошел в боевую жизнь полка, хорошо сориентировался в обстановке, познакомился с личным составом. Он всегда умел найти подход к красноармейцу и к командиру. Словом, проявил себя незаурядным политработником.
Я вообще должен сказать, что наши армейские политработники зарекомендовали себя на войне замечательно. Сама специфика политработы определила и особенности людей, которые избрали ее своей профессией, получив специальное образование. Это, как правило, были личности в полном смысле слова, люди сложные, своеобразные, живущие напряженной внутренней жизнью. Но даже и в тех случаях, когда на политработу в армию направлялись люди, не получившие специальной подготовки, то и тогда партия посылала на этот участок работы своих лучших сынов. Они в полной мере обладали способностями, необходимыми в той суровой борьбе, которую вел советский народ: способностью к подчинению личных интересов общественным, к самопожертвованию, к самому высокому, героическому подвигу.