Обедали на мелкотравной полянке, недалеко от кухни. Лень от безделья, будто тягучей, мягкой смолой, обволакивала всех, связывала движения, пеленала и убаюкивала. Разведчики до того обленились, что даже на обед порою ходили не строем, а тащились один по одному.
Паша Федяев, пробираясь между сидящими на траве солдатами других команд, издали увидел своих и, подходя, запричитал:
— Где каша, там и наши… Где кисель, тут и сел… Где пирог, тут и лег…
Он подсел к Григорию Шлыкову, скрестив согнутые ноги, и, достав из-за голенища деревянную ложку, обтер ее заскорузлыми пальцами, дунул на нее для порядка, потом сунул в котелок со щами. Но, заметив отсутствие Петренко, спросил:
— А командир-то наш где же?
— Да ведь у его ни киселей, ни пирогов не было, — ответил Григорий. — Съел щи да кашу и отбыл. Не встрелся он тебе дорогой?
— Нет, — коротко ответил Паша, заткнув рот ложкой со щами.
— Ты гляди, — усмехнулся Василий, — эдак не то что командира проспишь, а и без обеда останешься, когда так вот опаздывать будешь.
Закончив еду, разведчики дружно поднялись и ушли. А Федяев, словно совершая торжественный обряд вкушения пищи, ел медленно, жевал долго — спешить ему некуда. Хорошо так вот посидеть вольно на траве, под солнышком — будто дома, на полевом стане, — и родных вспомнить, пока дружки не мешают. И немец уж который день снарядами не тревожит. Правда, деревьев таких — изуродованных, с обломанными сучьями, с поникшими кронами — на полевом стане не бывает. Разве после дикой грозы, после несусветной бури, какая случается, может, раз в сто лет…
— Какого черта ты тут расселси! — издали закричал ему Тимофей Рушников. — До ужина, что ль, сидеть будешь?
— А тебе для чего я спешно понадобился? — невозмутимо спросил Паша и, оглядевшись, заметил, что поляна почти опустела.
— Петренко выпросил позволения у поручика сходить нам в передовой окоп, — разъяснил Тимофей. — Какая-то представления там будто бы намечается.
— Ну?
— Ну, ежели хошь, дак пошли. А не хошь — в землянке оставайся, потому как связного там велено оставить на всякий случай.
Федяев заторопился. Доскребая со дна полной ложкой, изрек:
— Мать наша — гречневая каша: не перцу чета, не порвет живота.
— Ну, давай скорейши! — торопил Тимофей. — Ждут они нас.
До землянки не дошли они. В траншее встретили свое отделение во главе с командиром и присоединились к нему. Двигались быстро по ходу сообщения. Федяев так и не понимал толком, для чего идут они в передовой окоп. Знал ли об этом поручик Малов, и почему отпустил он отделение — это доподлинно известно лишь Петренко.