— Забыл пришить, вашбродь.
— Ты вчера это говорил, позавчера и неделю назад. Дур-рак! Или издеваешься, серая сволочь?! — Лобов круто повернулся и, уходя, бросил злобно: — Доложу по начальству о разжаловании!
Солдаты присели на прежние места.
— Какой-то графский последыш, — разворачивая кисет, спокойно сказал Петренко. — Доброволец. Такого поберегись, братцы, — живьем проглотит, хоть и щенок. Я ж ему докладывал, как в лазарет пошел.
— Такой не запнется, — с тревогой заметил Василий, — сегодня же настрочит бумагу.
— Х-хе, — беззаботно хмыкнул Петренко, — строчил уже! Обо мне разговор иной. Жестковат я для его молочных зубов. А вот вам поберечься не помешает.
— Оглядеться надоть, конечно, на первых порах, — с крестьянской основательностью заключил Василий.
— Слышь, Петренко, а сам-то ты из каковских? — поинтересовался Григорий. — Фамилия вроде бы у тебя хохлацкая, а говоришь по-нашему, по-русски.
Василий незаметно локтем ткнул товарища в бок. А Петренко, привычно подергав себя за ус, улыбнулся лукаво и ответил опять же уклончиво:
— Да, кроме фамилии, во мне действительно ничего украинского не осталось, кажется…
— На ужин пора! — войдя, сообщил Тимофей. — На ужин, братцы. Все потянулись за котелками, и уже на ходу Петренко еще добавил:
— Призывался в Самаре. А жить приходилось во многих местах…
В ходе сообщения, чуть приотстав от Петренко и Рушникова, Василий успел, шепнуть Григорию:
— Ты уши-то шибко не развешивай, держи топориком. Этот Петренко либо́ тайный агитатор, либо́, не дай бог, слухач, наушник, от жандармов подсунутый. Слыхал я про таких еще до войны. Тут приглядеться надоть.
2
Теплынь стояла пока летняя, и осень вроде бы не проявляла себя. Но дни заметно укоротились, зори прохладнее стали, ночи — длинней. На громадное пространство падали сумерки, и война, усталая за день и напитанная солдатской кровью, ложилась спать.
Смолкали редкие винтовочные щелчки, угасал губительный гром артиллерии, но сторожевые посты на передней линии, телефонисты и прочие неусыпные службы продолжали бдеть. Сидели они тихо, неслышно, не мешая войне спать.
Поручик Малов вернулся в свою землянку, когда еще не успело стемнеть по-настоящему. В штабе полка он только что встретил знакомого журналиста, вернувшегося из Петрограда. Наговориться, конечно, не успели, но тот дал ему целую пачку тыловых газет еще довольно свежих, и Малов немедленно вознамерился их просмотреть.
Засветил плошку на шатком столике, разулся, стащил с себя пропотевшую гимнастерку и, блаженно вытянувшись на лежанке поверх одеяла, схватил первую подвернувшуюся под руку газету. Но не успел просмотреть и одной полосы, как в дверь постучали.