Болезнь короля между тем настолько усилилась, что его выздоровление казалось уже невозможным, и Кардинал, проникшись новыми надеждами, смелее прежнего предложил королю изложить декларацию в таких выражениях, которые могли бы лучше всего обеспечить спокойствие государства. Король наконец решился и лишь повелел добавить особый пункт, воспрещавший г-же де Шеврез возвратиться во Францию.
Между тем королева и Месье после стольких явленных им свидетельств нерасположения короля искали, каждый сам по себе, пути всякого рода, чтобы сгладить неприятные впечатления, оставленные в нем их поведением. Я слышал от самого г-на де Шавиньи, что королева, посылая его к королю, чтобы он от ее имени испросил ей прощение за все то, что могло вызвать его недовольство, особенно настоятельно поручала молить короля о том, чтобы он не считал ее причастной к делу Шалэ {9} и не приписывал ей намерения сочетаться браком с Месье после того, как Шалэ приведет в исполнение свой умысел против особы короля. Тот на это бесстрастно ответил г-ну де Шавиньи: "В моем нынешнем положении я должен ее простить, но не обязан ей верить". Королева считала, что право на единоличное регентство принадлежит только ей, Месье - что только ему; впрочем, Месье недолго оставался при этом мнении, но решил, что по меньшей мере должен быть провозглашен регентом совместно с королевой.
Всякий пострадавший при кардинале Ришелье с нетерпением ожидал перемен, которые рассчитывал обратить себе на пользу. Несовпадение интересов вельмож королевства и наиболее видных парламентских вскоре заставило их сделать выбор между королевою и Месье, и если складывавшиеся тогда группировки объявились не сразу, то это объясняется только тем, что, поскольку здоровье короля, как казалось, немного улучшилось, они опасались, как бы их интриги не были доведены до его сведения и он не счел преступным все, предпринимавшееся ими в предвидении его смерти.
В этих обстоятельствах я нашел крайне важным для королевы заручиться поддержкой герцога Энгиенского, {10} и она обратилась ко мне с настоятельной просьбой изыскать к этому способы. Я был в большой дружбе с Колиньи, {11} к которому герцог Энгиенскнй питал полное доверие, и в разговоре с ним указал на выгоды, которые герцог мог бы извлечь из такого союза, а также на то, что, помимо заинтересованности рода Конде в недопущении Месье к власти, того же требуют и интересы государства. Это предложение было воспринято герцогом Энгиенским в полном соответствии с моими желаниями: он выразил мне свою исключительную признательность за то, что я подумал об этом деле, и предоставил мне позаботиться о его осуществлении. Но поскольку личные сношения с герцогом могли легко насторожить короля и притом в ту пору, когда тот только что возложил на него командование фландрской армией, он пожелал, чтобы впредь я сносился лишь с Колиньи, которому и передавал бы ответы и решения королевы, и чтобы мы с ним были единственными свидетелями их переговоров. Не было составлено никакого письменного условия; таким образом, Колиньи и я стали хранителями слова королевы отдавать герцогу Энгиенскому предпочтение перед Месье и не только в знаках уважения и доверия, но и в назначении на те должности, которыми она сможет обойти Месье, не доводя его до открытого разрыва с нею. Герцог Энгиенский со своей стороны обещал нераздельно связать себя с интересами королевы и только через нее домогаться милостей, которые пожелал бы получить от двора. Немного спустя он отбыл, чтобы принять командование фландрской армией и положить начало тем великим деяниям, которые впоследствии так блистательно совершил.