Торговать и путешествовать, не понимая даже соседа, укрепившегося в недалеком ущелье, достаточно сложно. Вот и выработали для нормального общения язык жестов. У кого руки имеются, всяк сумеет. Три с лишком сотни жестов — и на всей территории гор и предгорий тебя прекрасно поймут.
Ну есть еще более сложные вещи, когда в ход идут движения головы и прочих частей тела, но для бытового разговора хватает и обычного набора. Выучить его при желании не слишком тяжело. Зато и не лупишь в непонятках зенки на очередное гавканье. Удобно. Тем более что выскоумных бесед псоголовые с ним вести не намеревались, а рассказы Дока обходились без мельтешения рук.
— Перелома нет, — просигналила Абала, — трещина. Раздевайся.
По совершенно непонятным Блору причинам лечебная магия лучше срабатывала при контакте с голым телом. Сквозь одежду хуже, металл — крайне мешал. И это касалось не одних псоголовых.
Очень быстро Блор понял, что и целитель учится у здешних отнюдь не умению заваривать редкие травы. Может, он и был когда-то каменщиком, печником или еще кем по профессии, но сейчас учился воздействовать на человека.
С какой стати та же Шуша согласилась в этом участвовать, а семейка терпела человеческого недомага рядом не первый год, он так и не выяснил. Тот явно многое мог, но чаще пользовал обычными методами — отварами и ножом. Док на некоторые вопросы не отвечал, притом что поговорить всегда не прочь. Кто он, откуда, как сюда попал, Блор не знал. И, честно говоря, знать не хотел. Всякое бывает, в этом он твердо уверен. Даже если у человека за спиной не вполне чистое прошлое, пока он ведет себя дружески, незачем лезть в душу грязными сапогами. На тайну имеют право все. Ему тоже не всем случившимся охота делиться.
Блор вскакивал ранним утром, не успевало солнце преодолеть вершины гор. Ничего сложного в этом после Храма не имелось. Да и дожидаться, пока в дом без стука ввалится очередной псоголовый, желание отсутствовало. Вежливостью они себя в отношении него не утруждали. Очередной нетерпеливый уже наверняка дожидается снаружи. И лучше его не злить, чтобы не заработать лишней порции ударов. Тут не всегда помогала и толстая одежда с нагрудником. Дрались на спаррингах вполне всерьез, не сдерживаясь.
Для начала несколько кругов бегом, скорее чтобы прийти в себя и не спать на ходу, чем с определенной пользой. Легкий завтрак из небольшого количества каши с мясом. И пять-шесть часов жесткой тренировки, в течение которых лишь изредка выдавалась возможность передохнуть.
Травмы и болезни псоголовые рассматривали как попытку увильнуть от занятий. Они считали, что если уж взяли на себя труд показать нечто, то и ученик обязан соответствовать. Если в состоянии ходить, значит, может и прыгать. Извинением могли служить разве явные переломы, но никак не ушибы или синяки и уж тем более усталость. Тренировки могли тянуться до полуночи. Шесть часов на сон — и вновь тренировки, изо дня в день, все семь дней недели. Свободное время было редкостью и поводом для праздника.