Иван Дмитриевич посмотрел на Боева, который уже разогнулся после удара тростью, но рук от живота не отнимал. На его бледном лице отчетливее проступила отросшая за день щетина. Кому он принес себя в жертву? Родине? Миру в Европе? Или престижу корпуса жандармов и певцовской карьере?
— Ваше сиятельство, — сказал Иван Дмитриевич, хитро глядя как раз посередине между обоими графами, так что непонятно было, к кому из них двоих он обращается, — позвольте мне задать преступнику несколько вопросов?
Расчет оправдался: пока Шувалов раздумывал, Хотек ответил утвердительно.
Почуяв неладное, Певцов попытался протестовать, но без успеха — австрийский посол принадлежал к тем людям, кто никогда не меняет однажды принятого решения.
— Пускай спрашивает, — милостиво улыбнулся он. — Узнаю полицию. Петербургская, венская, парижская, она везде одинакова. Эти бездельники находят мертвого дракона, отрезают ему язык и предъявляют как доказательство, что чудовище побеждено ими.
Иван Дмитриевич тоже улыбнулся — виновато, как бы признавая правоту этих слов, затем подошел к Боеву:
— Господин Керим-бек, не будете ли вы так любезны сказать, каким образом вам удалось проникнуть прошлой ночью в этот дом?
Боев растерянно посмотрел на Певцова.
Еще днем жандармский офицер, обходивший слесарни с найденным в скважине входной двери ключом, доложил, что один слесарь признал свое изделие и вспомнил заказчика — им оказался сам князь фон Аренсберг, но Певцов об этом говорить не стал. Он поспешил объяснить про восковой слепок, а Боев согласился:
— Так…
Иван Дмитриевич продолжил допрос. Он спрашивал, Певцов отвечал, Боев прилежно повторял его ответы. В конце концов, как Иван Дмитриевич и предполагал, Хотек что-то заподозрил.
— Кого допрашивают, ротмистр? Вас или его? — рассердился он. — Я попрошу вас выйти в коридор.
— Ваше сиятельство, имеете ли вы право мне приказывать? — почтительно спросил Певцов.
— Граф, — сказал Хотек, оборачиваясь к Шувалову, — прикажите ему выйти вон.
— Выйдите, — процедил Шувалов.
Певцов, хорохорясь, вышел, и только тогда Иван Дмитриевич задал свой главный вопрос:
— В какое место вы поразили князя?
Хотек сидел спиной к двери, которую Певцов закрыл неплотно, чтобы подсматривать в щелочку и подсказывать хотя бы на пальцах. Он схватил себя за горло, но в коридоре было темно, и Боев неправильно истолковал этот жест, ответив:
— Я заколол его в грудь… Кинжалом.
Лицо Хотека потемнело, бело-розовые чешуйки пудры обозначились на лбу и на щеках. Вот-вот закричит, брызгая слюной, затопает ногами, шарахнет вбежавшего Певцова тростью по башке… Но нет! С кроткой улыбкой всепонимания он шагнул к Рукавишникову, похлопал его по плечу.