— В Европе-то узнают! А?
— Он это письмо писал! Он! — торжествовал Певцов. — Я его депешу на телеграфе видел. Один почерк, ваше сиятельство!
Первым, отбросив условности, засмеялся Шувалов, и тут же всех словно прорвало. Поручик от возбуждения приплясывал на месте. Шуваловский адъютант запрокинул голову, в горле у него плескалась серебряная водичка. Улыбаясь, Певцов игриво подталкивал, подталкивал Ивана Дмитриевича плечиком, подмигивал: дескать, чего в нашем деле не бывает! Забудем, дружище… Стрекалов и тот хихикнул. Только Стрекалова не присоединилась к общему веселью, да сам Иван Дмитриевич отчужденно помалкивал. Ведь суток не прошло, как здесь, в соседней комнате, человека убили. Пусть даже суетного человека, пустого, порочного, но Стрекалова-то любила его и таким. И если верно говорят, что о достоинствах мужчины нужно судить по женщине, которая его любит, тем более омерзительным казался этот смех, это дикое торжество. Жрецы и жертвы, взявшись за руки, сплелись в хороводе…
Несколько минут назад Стрекалова закрывала руками глаза, а теперь заткнула пальцами уши.
— Ваше сиятельство, это выглядит неприлично, — сказал Иван Дмитриевич, подходя к Шувалову.
Тот кивнул и поднял руку.
— Прошу внимания!
— Внимание, господа! Внимание! — подхватил Певцов.
— Всем вам настоятельно советую молчать о том, что вы здесь узнали, — объявил Шувалов. — Это тайна, затрагивающая интересы России. Разгласившие ее будут арестованы по обвинению в государственной измене.
«Ага, — прикинул Иван Дмитриевич, — а ведь и в самом деле можно теперь шантажировать и Хотека, и даже императора Франца-Иосифа. Посол-убийца! Позор на всю Европу, скандал… Только вот вопрос: польза-то будет России или только графу Шувалову? Или России в его лице? А заодно и Певцову в лице Шувалова?»
— А я всем расскажу! — выкрикнула Стрекалова. — Пускай все знают! Делайте со мной что хотите.
Стрекалов поддержал жену:
— И я… Слышишь, Катя?
— Вы меня поняли, господа, повторять не буду. Все, балагану конец… Ротмистр! Эту публику гнать отсюда.
— Слушаюсь, ваше сиятельство!
— То есть как, — изумился поручик, — гнать?
— В шею, — сказал Шувалов.
Поручик, по-прежнему сжимавший обнаженную шашку, хотел сунуть ее в ножны, но пальцы дрожали. Стрекалов помог — направил лезвие.
— Пойдем, брат, — сказал ему поручик. — Не нужны мы им.
Осколки разбитой скляночки захрустели под его сапогами.
— Катя, где твое пальто? — спросил Стрекалов.
Не дождавшись ответа, он заглянул в спальню, взял с кресел дульет и потянул жену за руку. Она повиновалась неохотно, как дитя, которое хочет остаться там, откуда уводят. Чавкнуло под ее башмачком грибное месиво, последний раз плеснул у порога траурный подол, унеслась во тьму белая стрелка — разлезшийся шов на спине.