Мальчик страдал.
Ему было так страшно в огромных герцогских покоях, где полно теней и звуков, признаться, Марта и сама опасалась туда заглядывать… а эта ужасная кровать под балдахином? Ребенок терялся в ней. Марта распрекрасно помнит Освальда, бледного, тощего, с неестественно длинными руками и острыми коленками. Вот он, забравшись на кровать, дрожа - в комнатах топили мало, редко, сидит, похожий на призрака в белой своей рубашке. И ночной колпак съехал, упал на пол, и надо бы поднять, ведь Ульне будет ругаться, но Освальду страшно.
Он так и сказал Марте:
- Я боюсь. Возьми меня к себе.
- Не могу, - она подняла колпак, от которого едва уловимо пахло мышами - в доме в тот год развелось множество мышей, и сказала: - Мама будет ругаться. Ты же не хочешь огорчить ее.
Освальд покачал головой.
- Ложись спать, - Марта отбросила тяжелое, слишком уж тяжелое для ребенка одеяло. А он вновь головой покачал и пожаловался:
- Там шелестит.
- Где?
В матраце, плотном, некогда пуховом, но пух давно уже заменили соломой. Поверх матраца легли старые меха, а в них, и в соломе обосновались мыши.
И мыши шелестели.
- Он за мной придет, - Освальд схватил Марту тонкими пальчиками.
- Кто, дорогой?
- Вожак псов… он захочет, чтобы я умер…
- Ерунда какая, - она поцеловала ребенка в щеку, пусть бы Ульне строго-настрого запретила глупые нежности: Освальд должен расти мужчиной. Но ему только пять и Марте нестерпимо хочется обнять мальчика. Она и обнимает, он же прижимается к ней тощим дрожащим тельцем.
- Забери меня, - просит. - Забери меня отсюда… пожалуйста.
Ах, если бы у Марты хватило смелости, но разве Ульне позволила бы уйти? О да, она отпустила Освальда, когда тот стал достаточно силен, чтобы вырваться, но… что с ним случилось?
Марта догадывалась.
И сжала губы, запирая догадку. Она же повернулась к Ансельму и, наклонившись, - к старости стала подслеповата, - уставилась на замечательные его зубы.
- Альвы, - признался Ансельм, постучав по резцам ногтем. - Еще до войны собрался за Перевал. Обошлось в копеечку, но мой доктор оказался прав. Такие мастера. Как новые стали. Лучше новых.
Он улыбался широко и счастливо.
И Марта позавидовала ему… альвы, значит. А у Марты зубы болят, ноют по вечерам, и доктор прописал опиумную настойку, но сны от нее становятся тяжелыми, муторными. Нет уж, Марта пока терпит, а как терпение иссякнет, обратится к дантисту, чтобы удалил больной зуб… или два… или три…
- Рад, что Ульне решила породниться, - Ансельм не отставал, он шел следом за Мартой и монокль вертел на пальце. Стеклышко поворачивалось, посверкивало хитро, отчего Марте казалось, что само оно за нею следит. - Освальд - хорошая партия для моей девочки. Я и сам намеревался предложить, но вот ходили слухи…