- Вынужден признать, - бледный репортер решается пересесть. Он встает, держась обеими руками за диванчик, и делает шаг. Замирает. Сглатывает. И делает второй. Человек идет на полусогнутых ногах, покачиваясь. - Что ощущения этот полет оставит незабываемые. Вы позволите, Мастер?
- Присаживайтесь. Вам стоит поесть…
- Пожалуй, воздержусь, - бледное лицо становится еще более бледным. От человека тянет характерной кислотой и, значит, вчера ему все-таки стало дурно. - Скажите, а если не удастся починить мотор? Мы…
Он бросил взгляд на иллюминатор.
- Мы запустим дублирующий.
- А… если и он?
- Еще сутки "Янтарная леди" продержится в воздухе. Нас снесет ветром. И да, спустя пару часов мы начнем снижаться. Очень медленно. Поэтому, полагаю, как только капитан обнаружит подходящее для экстренной посадки поле, он выпустит лишний газ. И мы сядем. Волноваться не о чем. Упасть она не способна…
- Она…
Репортер прижал к губам измятый платок.
- "Янтарная леди"… романтичное название, Мастер. Не объясните ли…
Промолчал бы, но… Лэрдис, поглядывая искоса, перебирает звенья цепочки, с которой свисают янтарные кабошоны.
- У моей жены глаза цвета янтаря.
- Жены? - он мнет платок, но скептицизма не скрывает.
- Жены, - подтвердил Брокк. - У меня замечательная жена…
…которая осталась на земле, пусть бы и заслужила этот полет больше, чем кто бы то ни было.
Ее дирижабль, нарисованный акварелью на белом листе, такой, каким Брокк его себе представлял, пусть и видел иначе, чертежами, строгостью чернильных линий, тонких и толстых, распятым на трехмерной крестовине чертежей.
Запах керосина сделался отчетливей.
Нужна ли помощь?
Кому другому Брокк помог бы без спроса, но Иноголфа он не желал оскорбить самим этим предложением. Справится.
Репортер чихнул и задышал чаще, он хватал пропахший керосином воздух ртом. Вспомнились вдруг огромные карпы, которых разводили в прудах за городом. Над прудами построили ажурные мостики, и карпы, поднимаясь к поверхности воды, следили за гуляющими. Кэри еще шепотом спросила, не выпрыгнут ли… карпы были древними и огромными, покрытыми чешуей-черепицей.
Жуткими весьма.
- Значит, в честь жены… - репортер покосился на Лэрдис, которая сидела прямо, глядя на собеседника. А финансист, отчаянно сражавшийся с испариной, что-то тихо ей говорил.
Он человек.
И богат, но… когда Лэрдис привлекало богатство? Для нее все - игра, и полет, и дирижабль, и сам Брокк. Ковровая охота, в которой она себе не откажет.
Просить о пощаде бесполезно.
И что остается?
- Моя жена вложила немало труда в этот корабль, - Брокк с нежностью провел по спинке диванчика ладонью. - Имя - это меньшее, что я мог подарить ей…