Руслан по-прежнему ничего не замечал. В последние дни он даже как будто стал ласков с ней, но его прикосновения настолько сильно раздражали теперь Алену, что она не могла скрыть своих чувств. Больше всего на свете она боялась того, что муж потребует от нее выполнения супружеских обязанностей. Хотя в последнее время это случалось очень редко, а с того времени, как начались ее встречи с Максимом, — ни разу. Провести ночь в постели с мужем теперь показалось бы ей ужасным, вероломным предательством, подлостью, которую ничем оправдать невозможно. Именно из страха близости ей приходилось каждый вечер находить себе какие-то «неотложные» дела, дожидаясь на кухне, пока муж заснет, с волнением и тревогой прислушиваться по ночам к его дыханию, стараясь ни в коем случае, даже нечаянно, во сне, не прикоснуться к его телу, чтобы не возбудить в нем желания. Утро приносило облегчение, но вместе с тем именно по утрам, в те дни, пока отсутствовал Максим, ей приходилось очень тяжело. Его временное отсутствие она воспринимала как настоящую трагедию, утешая себя только одной мыслью — скоро, совсем скоро они будут вместе.
Марина молчала, но, казалось, смотрела на нее с подозрением.
— Что-то ты по утрам на прогулки ходить перестала. Одумалась, что ли? Или прошла любовь?
— Какая любовь? — Алена поднимала брови. — При чем здесь мои прогулки? А ты все видишь, все замечаешь… Не спится ведь, — вдруг добавила она со злостью и тут же почувствовала, как сжалось сердце от страха.
— Молись, — словно угадав ее состояние, ответила Марина, — чтобы никто не узнал.
Алена не могла найти слов, чтобы ответить, не могла и не хотела притворяться и врать, в то же время понимая, что правду сказать невозможно. Теперь, когда до ее освобождения из вынужденного плена оставалось так мало времени, ей нужно было быть осторожной — она понимала это, а потому всеми силами старалась сглаживать острые углы, как можно реже встречаться с Мариной. Единственное, чего ей было жаль, — так это мальчишек, сыновей умершей Лили. Она действительно сильно привязалась к ним, да и они считали Алену своей лучшей подругой, любили ее так, словно она заменяла им мать. На глаза наворачивались слезы, когда Алена думала о том, что ей придется оставить их. А те, в свою очередь, наверное, единственные во всем доме, смогли заметить, что с ней что-то происходит. Как-то вечером она сидела с Антошкой и разбирала сложную задачу по математике. Полностью сосредоточившись, нахмурив брови, он пытался понять, разобраться в нагромождении действий, и вдруг, совершенно внезапно, повернулся к ней лицом, поднял светло-карие круглые глаза и спросил: