Они не могли вынести ее присутствия. Наверное, они измучили ее насмешками. Удивительно еще, что ее не прикончили. Ей оставалось только исчезнуть, избавиться от преследовавшего ее кошмара, чтобы уцелеть. Она сознавала свое уродство. Наверное, сознавала не до конца, если надеялась компенсировать его красотой своего тела, расторопностью, умением быть нежной… Мелькнула мысль убить ее. Но с того места, где я стоял, я видел только красивую молодую женщину. С прекрасным телом. От долгой жизни в одиночестве она забыла о своем уродстве. Да и не могла осознать его до конца. Ведь она все-таки была человеком…
Открыв дверь, я выскользнул на поляну. Ночь выдалась звездной, безлунной. Бросил последний взгляд назад, на дом с аккуратной поленницей дров. Пора отправляться в путь…
Эх, если бы не ее лицо… Если бы у нее было только это прекрасное тело. От шеи и ниже. Только ноги, груди, живот… утроба, способная вынашивать детей. Не все же они рождались бы уродами.
Женщина. Единственная женщина на двести километров в округе. Не заставлять же ее все время оборачиваться спиной. Может, к этому можно привыкнуть? Ведь говорят же, что человек ко всему привыкает. В этих горах мы с ней единственные люди. Я человек. И она… тоже человек. К тому же она женщина (в этом-то я по крайней мере не сомневался). Конечно, остаться это мой долг.
Но разве я смогу идти против своей природы?
…Наверное, если я останусь, то вправе буду считать себя самым добрым человеком. А если сбегу, то самым подлым.
Так как же мне быть?
В очаге догорал огонь.
Пусть догорает.