переступил свой страх, и это преисполнило его радостью.
***
Афанасий должен был нырять на Белом Танце. Широкогрудый и мощный мерин в нырках был безотказен, а в полете настолько плавен, что на нем можно было дремать как на диване. Его огромные крылья красотой уступали лишь крыльям Икара. Да—да, единственное крыло Икара было так прекрасно, что многие забывали, что второго у него нет, и признавали превосходство крыльев Икара над крыльями остальных пегов.
Но, увы, сам Белый Танец совершенства своих крыльев не ценил и полетами интересовался мало. В жизни у него была одна ценность — еда. И как все без исключения люди (и животные), имеющие одну ценность или один дар, Белый Танец достиг в направлении этой ценности исключительных высот. Сочетая в себе несочетаемое, он являлся одновременно и гурманом, и обжорой. Получив утреннюю порцию сена, Танец зарывался в него мордой и бесконечно долго обонял. Ну просто жеманная барышня, которой подарили цветочек. Затем — не менее долго — выбирал губами отдельные травинки и жевал их медленно, с чувством, с толком, с расстановкой.
По мере того как первые травинки достигали желудка, у Белого Танца пробуждался зверский аппетит, и обжора в нем настолько побеждал гурмана, что остаток корма он проглатывал в один момент и начинал просовывать морду в проход и попрошайничать. В такие минуты он был способен сожрать все что угодно, даже кепку или промасленную тряпку, выдернутую из кармана у Кузепыча, а однажды сожрал живого воробья. Это произошло так неожиданно, что никто ничего не понял и только Макс клялся, что не врет, и показывал перья. Ему не верили, но Макс орал с такой убежденностью и так размахивал ручищами, что это сочли правдой, потому что иначе он сокрушил бы пегасню.
В пегасне Афанасий сразу направился к деннику Белого Танца. Тот внимательно посмотрел на его пустые руки и решил Афанасию не радоваться. А то еще порадуешься забесплатно и в следующий раз сухари с сахаром только во сне увидишь.
Умный! Главное в жизни что? Хавчик! — одобрил Макар, чистивший свою светло-серую кобылку Грозу.
Макар чистил Грозу так часто и достигал такого невероятного результата, что шутили, будто после его чистки муха, пробежав по спине кобылки, оставит жирный след от лапок. Как-то он даже к крыльям полез со скребком, за что получил от Меркурия нагоняй. Летные перья молодых, едва вставших на крыло пегов повредить очень просто. Максимум, что разрешено, — протирать их теплой водой и губкой. Да и то без усердия.
Рядом с Грозой Макар всегда бывал другой — смягчившийся, с сияющими глазами. В обычных же условиях Макара мало кто мог вынести. Он хвастался, дерзил и чуть что зыркал на всех, как мировая революция на классовых врагов.