— Здесь он исчез! — сказал Сашка.
— Кто?
— Не знаю. Все было слишком быстро. Заметался, ударился об меня и исчез…
Кавалерия подошла к стене, протянула руку, точно собираясь ощупать след копоти, но делать этого не стала и спрятала руку за спину. Она стояла и тоскливо разглядывала провалы пустых глазниц.
— Как
он вообще здесь оказался? Что его позвало? — спросила Кавалерия.
— Их
нерпи соприкоснулись. Вот его и его! — Фреда бесцеремонно ткнула одной рукой в Сашку, а другой в дверь, за которой исчез Вадюша. — А у них
львы пылали!
— И моя
русалка! — договорил Сашка.
— Два
льва и
русалка? Вот так вот сразу?
Сашка осторожно кивнул.
— Тройное слитное сияние? При том что не было произнесено ни одного желания и магия боевых
львов не задействована?! То есть просто пробудили кучу магии, не дав ей определенного задания? — медленно и раздельно повторила Кавалерия.
За толстыми стеклами очков ее глаза казались выпуклыми, пристальными.
— Э-э… Ну да! — согласился Сашка, сообразивший, что
львов они действительно не использовали. Да и
русалку тоже.
— Поздравляю! Что я еще могу сказать? Пять баллов! — Кавалерия дернула косичкой и вышла из аудитории.
Переглянувшись с Сашкой, Рина коснулась его руки, чтобы он оставался на месте, и метнулась за директрисой. Кавалерию она догнала на лестнице. Та быстро поднималась, высоко вскинув подбородок. К Рине она даже не повернулась. Просто остановилась:
— Болезненное любопытство?
— Не, не болезненное, — поспешно ответила Рина.
— Лучше, чтобы болезненное! Повод для этого есть. Выбросом энергии вы привлекли сюда самый неудачный уникум, отлитый Митяем Желтоглазым, —
череп со стрелой. — Кавалерия взглянула на свою
нерпь. Рука со скипетром слабо серебрилась, улавливая недавнее присутствие чего-то родственного.
— Но почему этот уникум…
—
Нерпи, милочка, соприкоснувшиеся
нерпи! Такой выброс энергии — как костер в темноте: отовсюду видно.
— Он перемещается сам? У него нет хозяина? — недоверчиво спросила Рина.
— Представь себе. Впрочем, хозяев он себе порой находит. А еще быстрее теряет. Я помню, как видела его в последний раз. Парень висел на пиках ограды, пробитый насквозь, а над ним метался этот
череп. Мне было тогда шестнадцать, и этого парня я хорошо знала. Он был средний шныр, а я младший. Пики потом спилили.
— А зачем Митяй отлил этот уникум? Ведь не для того же, чтобы… — недоверчиво спросила Рина.