Павел внутренне сжался, едва услышал первые же слова. И осторожно произнес в ответ:
— Это имеет значение, несущественное, но все же. Если вас, конечно, не затруднит.
— Нет, не затруднит, — и добавил: — Мы выясним это, прежде чем начнем процесс.
Павел тряхнул головой. И подумал с некоторой дрожью от пришедшей на ум мысли: вот и пришло время.
— Буду вам признателен.
— По завершении процесса, я вам сообщу о достигнутых результатах. Если вас заинтересует что-то конкретное, полагаю, вы сможете получить необходимые пояснения. Особенно в той части, касающейся дальнейших действий, ваших и наших.
Голос подавлял. Своим спокойствием, каким-то безразличием ко всему происходящему в эти минуты, где-то совсем рядом с его обладателем. И одновременно неколебимой уверенностью в собственных силах, в удачном, если тут вообще применимо подобное слово, завершении «процесса», в том, что все дальнейшее в усадьбе будет происходить именно так, как то решит голос, никак иначе. И никаких случайностей, неопределенностей, никаких сомнений.
— Благодарю вас, — Павел с трудом выдавил из себя эти слова. Он чувствовал, что не может воспринимать слова, произносимые таким образом, они проходят мимо его сознания, подавляя его.
— У вас, видимо, много дел сейчас. Это верное решение. Я не буду вас отрывать от них. Перезвоню через час с четвертью. Будьте любезны, подготовьтесь к этому времени.
— Да, конечно.
Павел поспешил погрузиться в предстоящую работу целиком и без остатка. Симе, подумалось ему напоследок, можно позвонить и позже, когда та вернется от своей Алисы. Любопытно, кстати, что представляет собой эта массажистка. Имя редко встречающееся, интересно, что у него тоже была — можно сказать, любовницей — одна Алиса, разочаровавшаяся в мужчинах; вспомнив об этом, Павел почувствовал неприятный холодок, какой всегда возникал от скверных воспоминаний. И тут же переключился снова на Симу.
Не стоит и сомневаться, что после его увещеваний она может позволить себе только одну вольность — тайком прокрасться в его квартиру и поджидать его там. Готовая к встрече и трепещущая в предвкушении ее.
Так же, как и всегда.
Молчание продлилось не слишком долго; не более пяти минут все трое сидели молча, не глядя друг на друга, сосредоточившись на чем-то своем, неспешно изучая бетонный пол под ногами, оштукатуренную и побеленную стену, покрытую змеящимися трещинками, и железную дверь, к которой вели три ступеньки. Никто не решался нарушить установившуюся тишину, оттого, наверное, всем троим казалось, что протекло не менее получаса, прежде чем Вагит Тимурович первым нарушил его.