Голографическое изображение подернулось рябью и погасло. Кабинет куратора научного центра не попал под воздействие темной волны, никто не умер, но тишина, царившая в нем, могла соперничать с мертвым безмолвием Хабаровского портального комплекса. Первым ожил и нарушил молчание Санин.
— Илья Евгеньевич, вы представляете себе последствия, если ЭТО, — генерал кивнул на опустевшую столешницу, — выберется в город? Сколько тысяч умрет до прибытия подразделений быстрого реагирования?
— Представляю, — глухо ответил Керимов.
— Что вы можете посоветовать?
— Что я могу посоветовать… Сбросить на комплекс тактический атомный заряд или бетонобойные бомбы, чтобы добраться до энергетической установки и устройства перехода. Реактор и блоки портальной установки смонтированы на пятнадцатиметровой глубине и защищены пятиметровыми железобетонными перекрытиями.
— Реактор, э-э-э… — Генерал Ланцов проглотил конец фразы, вживую представив последствия бомбардировки.
— Нет. Реактор из новых, игрумская технология, гигаваттный, мы наладили их производство на Славии, — вместо ученого ответил Санин. Генерал, в силу должностных обязанностей, был в курсе новых типов энергетических установок, выпуск которых существенно уменьшил, почти ликвидировал энергетический голод основанных в иных мирах колоний. — Предложение принимается, но это время: авиация, к сожалению, в сложившихся условиях проигрывает в мобильности подразделениям быстрого реагирования. Игорь?
— Десять минут, — ответил Ланцов, — мои орлы будут готовы быстрее, чем ребята Ильи Евгеньевича сориентируют портал для прямой переброски магов, моих орликов и тяжелой техники. Только боюсь, что Белов не продержится столько против ЭТИХ.
— Будем надеяться… — сказал Санин, глядя в пустоту перед собой. — Что со спутниками, почему нет картинки с орбиты?
Земля. Хабаровск
Вадим
Время остановилось… Вадим откатился в сторону от пышущего жаром колеса. Объятая пламенем резина трещала словно сотня осиновых полешек, бугрилась и плевалась липкими черными каплями. Чуть дальше исходил чадом вывернутый наружу салон автомашины, но страшнее и тошнотворнее вони горящего пластика и автопокрышек был перебивающий все запах паленого человеческого тела. Безымянный, неизвестный Вадиму сотрудник полиции превратился в обугленную головешку. Почему-то на память пришли эпизоды из фильмов о Великой Отечественной войне и погибших танкистах, сгоревших вместе со своими машинами.
Глядя на бывшего водителя — молодого парня, немногим старше его самого, превращенного магией в скрюченный спичечный огарок, Вадим чувствовал поднимающуюся изнутри волну ярости. В момент взрыва микроавтобусов он, в ущерб ментальному щиту, усилил персональную защиту от физического воздействия и жестоко пожалел об этом. Пару секунд назад его захлестнули боль и кричащий отголосок всех чувств погибающего парня. Резкий удар — выплеск… и тишина — нет больше человека, но иглы адской, безмерной боли по-прежнему продолжали покалывать тело мага. Обостренный эмпатический дар оказался беззащитным перед преддверием близкой смерти. Вадиму казалось, будто он шагнул за порог сущего, провожая душу погибшего в иной мир и принимая его боль. Эмпатия из дара становилась проклятием: смесь чувств, проецируемых окружающими людьми, не воспринималась больше благом. Нежданно-негаданно сила превратилась в слабость.