— Вы получили предписание у моего племянника или нет? Ах нет!
А когда тот, в стальном шлеме, хотел ее прервать, послышалось:
— Не разоряйся, мужчинка! Вы мне не нравитесь, а малыш — еще не солдат!
А мне крикнула:
— Прекрати!
Я беспрепятственно прошел через ворота. За решетчатой оградой и монументальной стальной фигурой роттенфюрера потом я впервые узнал, что такое «качать на вытянутых руках», и проклинал свой такой тяжелый чемодан. Тот, в стальном шлеме, прозвал меня «племянником» и дал мне дельные начала, чтобы в будущем я стал экспертом в области «качания». Он был первым служащим «ЛАГа», который заговорил, нет, скорее заорал со мной. Я тогда подумал, что эта орущая обезьяна — исключение. Но я ошибался, ошибался коренным образом.
Блондин потянул воздух сквозь зубы: «Племянник! И мой друг унтершарфюрер Ауэр!» Якобы с высшим образованием. В любом случае слыл за такого. И это было самое главное. Он был настолько уверен в себе и в уровне своего образования, что всех других считал профанами, особенно — рекрутов, те вообще были дерьмо. Его высокомерной роже соответствовал и голос: тихий, издевательский, надменный:
— Прииижаааать! Господа! Прижать — не имеет ничего общего с вашими подростковыми фантазиями! Винтовку прижать, а не стучать ею по плечу! Если хотите стучать — то большими пальцами! Стучите своими лапами по прикладам, чтобы казарма зашаталась!
Его слова были тщательно подобраны, продуманы и проговорены. Его интонации превосходны. Его методы подготовки — интеллектуальны. Самодовольно улыбаясь, он прислонялся спиной к стене и, растягивая слова, отдавал свои команды:
— Счё-ооо-от три! Сче-ооо-от три! Счео-о-от три!
Никак он не хотел заткнуться.
— Вольно! Когда я снова скажу «счет», тогда вы становитесь на колени. Ясно? На «три» вы вскакиваете, как будто вас кто-то уколол в зад, и резко прижимаете винтовку к плечу. Позднее последует приказ: «На плечо!», но до этого еще долго. Итак, прижать! И если вы стоите, бьете в тот же миг левой рукой по прикладу и держите его! Ясно? Итак, начали сче-о-от…
Нас тренировали. Мы были специалистами, так называемыми специалистами по качкам, и несколько десятков приседаний были для нас пустяком. Приседания стали для нас ежедневным хлебом, наряду с искусственным медом и эрзац-кофе. Но руки — руки слушались все хуже. Они немели, начинали дрожать, винтовка становилась тяжелее мешка с цементом, несмотря на счет «три», винтовка не соскальзывала к плечу, а била по нему до синяков! Большой палец левой руки был не лучше, распухал и становился болезненным. Молодцеватые хлопки все больше превращались в усталое удерживание. «Академик» Ауэр констатировал явления усталости с мягкой улыбкой и изменил свой метод. Он стал беречь свой голос, заменив команды свистком. Длинный свисток означал «счет», а короткий — «три». Когда и это уже не помогало, он легонько оттолкнулся от стены и прошептал: