Умом Радий Хлебников понимал, что прожить на скудную зарплату, которую ему, профессору, предлагало сейчас государство, он не в состоянии. Еще он понимал, что когда-нибудь это темное, смутное время закончится и все встанет на свои места: профессор будет профессором, высшее образование снова станет мерилом успешности, в вузах зимой будут включать отопление, преподаватели не будут втемную грызться за право писать дипломные работы иностранным студентам, потому что те щедро платят нищим профессорам в твердой американской валюте. Но он был молод, а безвременье только-только набирало обороты, и пока не было видно никакого просвета. Копились долги — коммунальные платежи за купленную квартиру, а ведь для того, чтобы жить каждый день, нужно было покупать продукты. Вещи, не обновляемые годами, вдруг как-то необычайно быстро стали ветшать — локти протирались, у рубашек махрились манжеты и воротнички, о хорошей обуви можно было забыть — пара стоила не менее полугодичного заработка.
Отец, тоже профессор, находился в таком же унизительном состоянии выклянчивания у государства своих же собственных, честно заработанных денег, в положении даже худшем, чем сын, — у него уже не было ни сыновней молодости, ни сил, ни даже «левых» дипломов — физика была и осталась наукой, тщательно охраняемой от проникновения скользких щупалец капитализма. Несмотря на это, талантливые физики, математики, программисты пачками уезжали в презираемый их отцами буржуазный рай, Америка впитывала молодые дарования жадно, как губка. Уехавшие помогали оставшимся на родине выжить, на двести долларов семья могла жить полгода.
Галина Егоровна была в это время, пожалуй, единственным человеком, который не падал духом, — из своих старых сумочек она вырезала и накладывала стильные кожаные заплатки на протершиеся локти, переставляла воротнички и манжеты, даже научилась вязать свитера по журналам «Бурда-моден». Она была единственной в семье, кто приносил домой живые деньги, — люди болеют в любые времена и доверяют почему-то именно тем врачам, которые лечат за деньги. «Лечиться даром — это даром лечиться», — говорили пациенты. В платной поликлинике очереди не иссякали, к счастью для семьи Хлебниковых, не иссякал и маленький денежный ручеек — здесь, в отличие от госпредприятий, ничего не задерживали и платили вовремя. Галина Егоровна хлопотала и за сына — молод, талантлив, полон сил, мог бы легко сочетать преподавательскую работу с приемом больных… Но клан практикующих в частной поликлинике мастодонтов лечебного дела дал ей понять, что ничего в штатном расписании менять не собирается, и даже более того… Молчание было столь красноречивым, что Галина Егоровна больше этой темы не касалась, справедливо опасаясь за свое собственное место. Наука с удовольствием впустила молодого Хлебникова в свои ряды, практика же стояла насмерть. Каждый больной означал определенный процент с гонорара, и никто не собирался делиться с молодым талантом, будь он хоть самим Гиппократом. В больницах же, где нищая медицина сидела на таких же нищих дотациях, ему было делать нечего.