Уже и ночь на дворе. Домашние легли спать голодными. Ничего не попишешь — процесс требует жертв. Завтра щей отведают. А мы спать не ляжем, пока пробу не снимем. Берём глубокую, очень глубокую, просто бездонную тарелку и кладём в неё несколько мелких или один крупный кусок мяса. Наливаем в тарелку по голубую каёмочку щей. Добавляем столовую ложку сметаны в самый центр и осторожно размешиваем, не забывая любоваться разводами белого на тёмно-красном. Некоторые кладут вместо сметаны майонез, но это всё от лукавого. Зачем, спрашивается, в русских щах это французское изобретение? Опять возникает вопрос с чесноком. Либо мы кладём его мелко нарезанным в тарелку, либо натираем им ломоть чёрного хлеба. Некоторые любят намазывать хлеб тонким слоем горчицы — на здоровье. А вот гурманы ещё обжаривают бородинский хлеб на масле подсолнечном до хрустящего состояния. Вот тогда его чесноком можно натирать не только по корочке, но и по всей поверхности, что, конечно, увеличивает плотность начесночивания. Ну, это для тех, кто всё заранее предусмотрел и даже жениться успел до рождения детей.
Подготовленный таким образом хлеб кладём слева от тарелки со щами. Наливаем. Да. ЕЕ наливаем в рюмку. Вообще говоря, может создаться впечатление, что процесс приготовления щей и их поедания — это сплошное пьянство. Неправда. Ох, и неправда… Водка здесь играет совершенно не светскую, а религиозную роль. Просто обряд приготовления и поедания требует возлияний. Так, всё, кончаем трепаться, а то сейчас желудочный сок из ушей хлынет. Пьём и начинаем закусывать. Тот, кто съел одну тарелку и не проглотил язык, не попросил добавки, тот приходил обидеть, оскорбить в лучших чувствах. Пусть он уйдёт не прощаясь. Дорога такому типу в…
* * *
Давным-давно, в конце прошлого века и прошлого государства, ехал я в грузовике по маршруту Ташкент — Термез. Ну, не совсем в Термез, а в его окрестности. Там была база среднеазиатских археологов под названием «Дальверзинтепе». Впрочем, это всё не имеет к цели рассказа никакого отношения. Ехали мы долго, заехали в Самарканд, в местный институт археологии, на плов, шашлык, виноград, вино, аспиранток… Собственно говоря, и это тоже не имеет к цели рассказа ни малейшего отношения. Отгружали нас из Самарканда засветло, чтобы по утреннему холодку (дело было в сентябре) проехать как можно больше. Спать почему-то не хотелось. Дорога петляла среди выжженных солнцем холмов. Вскоре Самарканд вместе с пригородами кончился, и началось совсем уж какое-то безлюдье. Вдруг мой сосед по кузову, археолог Вадик, проснулся и голосом музейного работника (у всех археологов в голосе есть такая опция) произнёс: «По этой дороге Александр Македонский приходил завоёвывать древний Самарканд». После чего Вадик мгновенно отключился и на все мои вопросы отвечал только густым храпом. Я стал смотреть на эту дорогу во все глаза. Под лучами восходящего солнца всё приобретало розовый портвейновый оттенок. На горизонте клубилась пыль. Это могла быть и пыль от железной поступи македонских фаланг. Сверкающие щиты, длинные копья… И действительно — в пыльном далеке на одном из высоких придорожных холмов виднелись какие-то чёрточки. Мы подъехали ближе, и я увидел… огромное, высотой метров пять, римское XXII, сваренное из уже проржавевших труб, поскольку от голубой краски, которой изначально был покрашен этот дольмен, или менгир, или партийный тотем, ничего почти не осталось. Вокруг не было ни души. Ни встречных машин, ни аборигенов на осликах — никого… Подумалось, что XXII надо бы поменять на XXV или хотя бы на XXIV… а лучше совсем на…