— Чьи это машины? — я оглядывалась по сторонам.
— Все разных туатов.
— Это и есть проход в Амбре? — Он выглядел полуразрушенным, заброшенным. Слои мохнатой пыли на пустых полках. Воняет сыростью и очень холодно. Так бывает с доме, в котором давным-давно никто не живет.
— Да. В каждом городе есть свой вход, в некоторых — даже несколько.
Вот так просто, посередине леса стоит дом, настолько случайно, что кажется заброшенным из другого измерения. И потом, теоретически, в него может зайти кто угодно.
— А если туристы случайно набредут на него?
— Для людей это не более чем полуразвалившийся барак. Человек не может попасть в Амбре. Это невозможно.
В гараже пахло плесенью. С потолка свисали шматки из посеревшей паутины. В углу пирамидой возвышались картонные коробки, рядом стоял плетеный сундук с проржавевшими петлями. Илай пошел вперед к двери, выкрашенной белым. От сырости краска местами облупилась и встала шкурой. Он открыл ее, приглашая меня зайти внутрь.
Я шагнула в огромную комнату. По правую руку стоял старинный китайский буфет. В его пыльных стеклах виднелись наши с Илаем отражения. Далекие и размытые. Одна ножка буфета подломилась, и он, словно хромой старик, запрокинулся набок. Свет сочился тусклыми нитями сквозь большое окно. Снаружи виднелось несколько досок. Наверное, раньше окно было заколочено. Некоторые доски всё еще оставались прибитыми к раме, а другие — безвольно болтались на одном гвозде. От штор остались истлевшие, бесцветные ошметки. Ткань колыхалась от сквозняка, словно дрожала. Мебели здесь почти не было, а ту, что сохранилась, покрывали белые простыни. Они, как безмолвные призраки, хранили тайны этого дома.
Илай сделал несколько шагов вперед и остановился, дожидаясь меня, протягивая мне руку. Я взялась за нее, словно за спасительный канат. Половицы при каждом шаге скрипуче стонали, как если бы жаловались на сырость и одиночество. Мы остановились у массивной дубовой двери с латунными ручками.
— Готова? — его глаза были ясными, а лицо серьезным.
— Да, — изо всех сил храбрилась я.
Илай потянул за ручку и шагнул в темноту.
Мы истину, похожую на ложь,
Должны хранить сомкнутыми устами…
(Данте Алигьери)
Темный коридор, куда не попадает ни один лучик света. Дышать становилось всё трудней и трудней. Не было здесь и звуков. Наши шаги не отстукивали по полу, словно мы шли по воздуху. Густому, тягучему, серебристому, как отблески слюды в недрах пещеры. А потом мне показалось, что я с каждым шагом всё больше и больше погружаюсь во что-то мягкое и вязкое, как торф. Голова кружилась. Я полностью потерялась в пространстве. Илай сильней сжал мою руку, громко позвал меня по имени. Я промычала в ответ что-то невнятное и провалилась в темноту.