— Алфхилд, ты труп!
— Как предсказуемо, — расстроенно проговорил Илай.
Коул сжал массивные челюсти и поднял руки вверх. В ладонях, словно ритуальных чашах, вспыхнул сильный огонь, уходя в небо столбами черной копоти. Языки пламени подпрыгивали высоко вверх, стремясь лизнуть сосновые ветви. Затем огонь медленно пополз вниз, словно засыпал, и погас совсем, оставляя в руках два огромных огненных молота. В их свете черная кожа Коула казалась пурпурно-фиолетовой.
Илай и Коул стояли друг напротив друга, прожигая под своими подошвами землю. Из ее недр, то тут, то там, стали просачиваться столбы горячего пара, нервно выскакивая на поверхность и сразу же испуганно прячась обратно.
Коул переступил с ноги на ногу, крепче сжал рукоятки орудия и, резко вскинув свои кувалды, кинулся на Илая, издав боевой клич. Илай всё еще стоял неподвижно, застыв, словно нефритовая статуя. От его майки ничего не осталось, кроме разве что нескольких горелых ошметков на мерцающей коже, прикрывающих старательно прорисованные потом и сажей мускулы.
Движения Илая были слишком быстрыми, чтобы уловить в мелочах происходящее. Взмах руками, цепи взлетели ввысь, словно невесомые гимнастические ленты, оставляя позади себя смертоносный золотистый шлейф. Звук, похожий на выстрел — и вот Коул со стоном рухнул на землю, заключенный в ловушку. Цепи обвивали его мертвой хваткой.
— Я не хочу тебя убивать, Коул. Возвращайся и скажи, что правила не нарушены.
Коул плотно сжимал дрожащие от злости губы. Он перевел взгляд с Илая на меня и обратно, обдумывая предложение. Видимо, его посетила здравая мысль, потому что он коротко кивнул.
— Я не верю тебе, Морган. Мне нужна клятва.
Коул скривился.
— Ты сдохнешь, сукин сын!
Цепь огненной змеей поползла по Коулу, испепеляя под собой остатки одежды, и заключила его в смертельные объятия, сдавливая все сильней и сильней. Он отчаянно захрипел, исторгая самые отборные ругательства. Илай с нескрываемым удовольствием смотрел на свою жертву. В его глазах плясали бесенята.
— Инвективная лексика только усугубляет твое положение. Я начинаю терять терпение, мой лысый друг, — змея, словно бешеная псина, сорвавшаяся с цепи, бросилась к толстой шее Коула, обвив ее плотным корсетом. Он громко захрипел и закатил глаза.
— Faber est suae quisque fortunaue (каждый сам творец свой судьбы), — голос Илая прозвучал тихим мурлыканьем.
Морган затарабанил по потрескавшейся земле массивными ладонями, словно лопастями. Илай, пронзая его взглядом, ослабил хватку, позволяя пленнику разродиться фразой на странно знакомом, но непонятном языке. Узы тут же исчезли. Коул шумно втянул воздух и обмяк. Он держался за шею, как будто его голова вот-вот норовила отпасть, и бешено дышал.