Не называй меня так.
Опаньки, – констатировал он, – один-ноль, ты попалась. Попалась, значит – посидим еще.
От выпитой водки и половины утки с говядиной у него родился смелый план: он готов вернуть телефон, полный ее душевных сокровищ, в обмен на ее правдивый рассказ. Так запросто, за чаем, по-семейному.
Она ела нехотя. Уныло тыкала вилкой.
Он ни разу не видел, чтобы она ела с аппетитом.
После ее двух рюмок водки, он неловко, по-мальчишески спросил: Или хочешь, чтобы вместе выпотрошили твой почтовый ящик?
Неплохая идея, – улыбнулась, она. – Спасибо, что напомнил, мне надо позвонить. Извини меня.
Она всегда много, утрированно много извинялась. С извинения начинала фразу. Так извинялась, что казалось, что и вправду есть ужасная провинность. Обычно провинность если и обнаруживалась, то микроскопическая, и становилось неловко, что она так убивается.
Он бесился от этих извинений.
Не корчи из себя жертву, – раздраженно говорил он.
За свои звонки Риточке, бесконечные, всегда случающиеся невпопад, она извинялась скупо.
То есть не хотела признавать за собой вины.
Но почему, пусть, наконец, объяснит, почему?
Они вышли на улицу.
У входа в ресторан парень и девушка целовались, сидя верхом на мотоцикле.
Она засмотрелась.
Он дернул ее за рукав.
Все-таки расскажи мне, как у вас все это началось, я хочу понять, я должен понять.
Она не отвечала.
Если я не пойму, это разрушит меня, – настаивал он. – Ты хочешь разрушить меня?
Он сжал ее как всегда ледяную руку.
Крошечное парадное их дома, винтовая лесенка к квартире, аккуратно выгруженные их полупустые чемоданы.
Он сжимает до боли ее ледяную руку: Это против меня, скажи, скажи?
Определенным образом не так, милый, – говорит она против ожиданий ласково. – Надо поспать, ты выпил, я устала.
Они красивой парой поднимаются в свою мансарду, некогда купленную им для этих поездок и будущего обучения дочери. У него, у Пашки-скомороха, есть даже свое гнездышко в Другом Городе, где заседает палата лордов и проживает сама королева. Он сумел. Смог. Он представит дочь королеве.
Он хочет плакать. Да, сентиментален, как девчонка, поэтому и артистичен. Она методично распаковывает чемоданы.
Он в душе двадцать минут.
Она в ванной час.
Он ее ждет, он не столько волнуется, сколько хочет понять, что же она сделает дальше.
Предложит любовь, чтобы усыпить желание немедленно во всем разобраться?
Повернется спиной, сошлется на головную боль и больше не шевельнется до утра?
Подойдет, положит на его тумбочку кучу ненужных таблеток на всякий случай – если живот, если сердце, если завтра голова… Как положено верной еврейской жене.