Ради того, чтобы вернуться к Адели, он и не на такое пойдет.
Тем более что отвращения у него Лилиан Иртон не вызывала. Не идеальная красавица, чуть крупновата, но какая грудь!
А какая… Мысли Лонса спустились ниже пояса и стали весьма лестными для женщины.
Или не очень? Лиля предпочитала, чтобы восхищались ее умом, а не тем, что пониже спины. Но тут уж кому – что.
Да, Лонс любил Анель. Но и жить ему тоже хотелось.
Тарис Брок вспоминал Лилиан Иртон.
Нет, ну не идиот ли ее супруг? Такая женщина. Красивая, умная, богатая… И сидит в каком-то захолустье. Скучает.
Да и не просто скучает.
На ее жизнь покушались! И об этом надо обязательно доложить Августу.
Ничего, доложим. Дайте только до Альтвера добраться. А там договоримся с градоправителем. Голубиная почта – вещь полезная.
Лиля как раз шла по коридору, когда…
– Ваше сиятельство! Я так рад, что вы выздоровели.
Дамис Рейс. И опять глазенки на грудь выложил. Да что ж такое!
Лиля милостиво кивнула:
– Да.
И замолчала. Сам выворачивайся, как пожелаешь.
Дамис вывернулся. На десять минут завел волынку о том, что Лилиан, как солнце, а без нее все в замке темно и пасмурно, приплел ее потрясающие волосы, улыбку… Так бы и стукнула!
Был у них в группе один такой кадр. Искренне считал себя неотразимым. Пока Аля его матом не послала при всех. А потом попытался ее немножко прижать в углу.
Тот эпизод Лиля вспоминать не любила. Но чем-то Дамис походил на того умника. Такая же уверенность в своей неотразимости.
Но тогда… тогда это был однокурсник. А сейчас – всякая шушера. Так что Лиля послушала еще пару минут для очистки совести и подняла руку:
– Любезнейший, вы хотите сказать что-то по делу? Нет? Свободен!
– Ваше сиятельство!
– Я что – невнятно выразилась?
– Ваше сиятельство, умоляю вас проявить милосердие.
– Какое?
– Только вы сможете смягчить мою участь, ведь ваша доброта, равно как и красота….
Лилю так и тянуло рявкнуть: «Короче, Склифосовский!» Останавливало только нежелание тратить хорошую шутку на дурака.
Поэтому она послушала еще пару минут комплименты и опять подняла руку:
– Конкретнее, любезнейший. В чем я могу облегчить вашу участь.
Зеленые глаза опасно сверкнули. Дамис внял.
– Ваше сиятельство, я умоляю вас, я припадаю к вашим ногам с просьбой убрать с уроков этого плебея!
Лиля вскинула брови. Кто-то из слуг тянется к знаниям? Ан нет! Оказалось, Дамис Рейс имел в виду сына пастора. Марка. Мальчик был неблагородного происхождения, дурно влиял на подружку, и вообще учить такое – это ниже низкого. Это губит репутацию господина Рейса.
Лиля окончательно озверела уже на пятой минуте потока жалоб и просьб. Нет, надо же! Марк его не устроил! Сноб! Ей, видите ли, нормально с пастором говорить, а Дамис его сыном брезгует?