Я чуть задумался, а потом ответил:
— Не в чем мне каяться, совесть у меня чистая, поэтому и сплю крепко.
— Ну-ну, — прокомментировал тот. — Тебя сейчас к следователю, а потом, скорее всего, в пыточную. Дети-то есть?
— А это тут причем? — не понял я.
— После пыточной — точно не будет!
Странно. Непонятно. Над словами конвоира можно было задуматься. Нужно было бы, но не поверил я ему. Чувствовалась в них фальшь. Очень наиграно все. Ладно, решил я про себя, «будем подождать».
Поднявшись выше на этаж, меня завели в камеру. Стандартная камера для допросов: металлический стол и две табуретки. Все наглухо прикручено к полу. В камере меня уже ждал офицер. Судя по погонам и форме, следователь военной прокуратуры. Еще интереснее.
— Старший лейтенант Трофимов доставлен, — доложил конвоир.
— Свободны, — скомандовал прокурорский.
Конвоир ушел. Офицер продолжал сидеть, а я — стоять.
Не обращая на меня внимания, он продолжал изучать толстую папку. Минуты через три наконец вспомнил о моем существовании, поднял глаза и скомандовал:
— Присаживайтесь.
Я сел на табуретку и выжидающе посмотрел на него. Следователь демонстративно захлопнул папку. Как и ожидалось, папка оказалась моим личным делом. Толстая она стала, однако же…
— Лейтенант, — ожил он, — почему вы не спрашиваете, в связи с чем вы тут оказались?
— Здесь вопросы задаете вы, — ответил я и зевнул.
— Ох ты какой! — удивился он. — Доводилось уже тут бывать?
— Внимательнее нужно быть, гражданин следователь, — посоветовал я.
— В каком смысле? — насторожился он.
— В моем деле, — я кивнул на папку, — черным по-русски написано про образование и про место работы до войны. Поэтому у меня к вам нечеловеческая просьба: заканчивайте ваши психологические прелюдии и переходите к сути. Только про процессуальные нормы не забывайте.
— Наглеешь, лейтенант! — угрожающе сказал он.
— Натура такая, — легкомысленно ответил я, — натура и профдеформация. Поэтому не тяните за хрен енота: или спрашивайте, или ведите в камеру. Я не выспался.
— Ты у меня выспишься… — многообещающе пробубнил следователь. Он встал, прогулялся вдоль стола и продолжил: — Я — следователь военной прокуратуры Солодянкин. В производстве у меня находится дело о шпионаже в пользу румынской разведки одним высокопоставленным офицером нашей армии. В ходе следствия был установлен приблизительный круг его сообщников. В него входят не только офицеры штаба…
«Вот только шпионов мне для полного счастья и не хватало», — возникла в голове мысль. Я думал, на уголовщине будут вязать… А шпионаж — это пожизненный расстрел, без права переписки…