— При таком раскладе мне действительно грех жаловаться — не жизнь, а мед. Но я имела в виду немного другое. То, что происходит у меня в голове. Видимо, девушек это больше волнует, чем мужчин.
— Вряд ли, — не согласился Уильям.
Терри продела руку под его локоть, и их пальцы сплелись. Уильям замер, окутанный ласковым, слегка соленым дыханием ночи. Взгляд его уткнулся в ямочку на щеке Терри, по-прежнему смотрящей вдаль.
— Я недавно пережила трудные времена, Билл, — проговорила она тихо, не поворачивая головы. — Не первые, однако самые худшие. Я влюбилась в одного человека, и он полюбил меня — но он был женат. Ничего сверхъестественного и ничего хорошего. Мы не могли быть вместе, и расстаться не могли. Три раза мы уезжали вдвоем, не навсегда, просто посмотреть, что выйдет. Выходило ужасно, с каждым разом все хуже. Я чувствовала, как он разрывается надвое, я читала ненависть в его глазах и ненавидела его в ответ, а иногда ненавидела себя. Мы говорили обидные слова. Даже сбегая, мы продолжали причинять друг другу боль. Почему мы всегда раним себя, Билл? В общем, нужно было как-то заканчивать, нельзя разрываться надвое бесконечно. Я сказала, что не буду больше с ним видеться. Он перевелся на Восток — в Филадельфию, кажется, — и пропал. Я ничего не знала, до тех пор пока не сломалась и меня не потянуло к нему снова. Вот тогда я и обнаружила, что он уехал. За это я себя тоже ненавидела. Слабость — это страшно, однако еще страшнее — напрасная слабость, если ты понимаешь, о чем я. Мне нужно было выкарабкиваться. Видел бы ты меня тогда — какой там боевой дух… Внутри пустота, пепелище. Иногда казалось, что сердце останавливается. Вот что я имела в виду, говоря о женщинах. Ни один мужчина не стоит такой боли. — Она замолчала.
— Мне жаль, — едва слышно проговорил Уильям. — Но теперь-то все позади?
У него сдавило сердце. От чего именно — он не понимал толком. Он ощущал и ревность, и жалость, но все чувство целиком не поддавалось никакому описанию. Успел только почувствовать, как стиснуты переплетенные пальцы.
Терри отпустила его руку.
— Да, позади. Я почти выкарабкалась, если не считать дурных снов. Чертовски обидно, что во сне отключается здравый смысл. Треклятое подсознание намертво застряло в прошлом и не отпускает. Дай мне сигарету, Билл. Хотя нет, не надо. Не хочу курить.
Терри повернулась к нему, ее глаза ярко сияли даже в этом темном углу. Ни у кого больше Уильям не видел таких глаз — хотя, казалось бы, ничего удивительного, просто чуть шире расставлены и с легкой раскосинкой. Да и сама Терри немногим отличается от тысяч других девушек — ничего оригинального в ее словах, мыслях и чувствах нет, в Сан-Франциско наверняка масса девиц живет и ведет себя так же. Поэтому вдвойне поразительно, что у нее такие особенные глаза. Но ведь глаза — это часть ее самой, как и этот голос с хрипотцой и необычное сочетание иссиня-черного и сливочного.