— Доставил я вам хлопот, друзья. Простите.
Оба в один голос заверили его, что никаких хлопот не было.
— Что это за шум?
— Дождь. Льет как из ведра. Ни зги не видно.
Коммандер кивнул, потом еще и еще раз, словно мысль о сильном ливне доставляла ему тайное удовлетворение. Тяжело дыша, он заговорил снова, так тихо, что друзьям пришлось наклониться ближе.
— Посмотрели статуи, Дерсли?
— Нет, еще нет, — ответил Уильям беззаботным тоном, который стоил ему невероятных усилий. — Дождусь вас, коммандер, вместе и посмотрим.
Губы коммандера искривила улыбка.
— Не ждите. Долго будете ждать. Долго-долго…
Минуту-другую все молчали, и казалось, обреченная тишина, прерываемая лишь барабанной дробью дождя за единственным холодным окном, поселилась в этой комнатушке навечно. Уильям хотел сказать что-нибудь — что угодно, лишь бы развеять злые чары, но ничего не шло на ум.
— Кстати! — наконец воскликнул Рамсботтом с напускным и насквозь фальшивым оживлением. — А что, если…
Он осекся, уловив едва заметный жест коммандера. Тот заговорил, но голос послышался не сразу, возвращаясь неуверенно, постепенно.
— Пожалуйста, кто-нибудь… У меня в вещах молитвенник — я его везде вожу с собой, — он точно там есть. Принесите его, пожалуйста, положите рядом. Я почитаю позже. Надо перечитать. Не сейчас, потом. Сейчас темно, а я устал. Посплю, наверное.
— Правильно, — кивнул Рамсботтом. — Поспите. А потом проснетесь отдохнувшим и почитаете в свое удовольствие. Если сами не захотите, мы вам почитаем — нам полезно, особенно Дерсли.
— Вы хороший друг, Рамсботтом. Вы оба хорошие друзья, — прошелестел коммандер невнятно.
Он проспал до середины дня, и когда проснулся, оба находились рядом. Глаза коммандера открылись, голова качнулась вперед, губы шевельнулись — друзья уже хотели заговорить с ним, но голова откинулась назад каким-то механическим движением, а пальцы вцепились в одеяло. Уильям с Рамсботтомом еще долго не могли поверить, что он мертв.
Они попрощались с коммандером на крошечном погосте — высоком травянистом уступе, где вечно дул соленый океанский ветер, наполняя воздух гулом и брызгами. Не укладывалось в голове, что теперь их будет двое, а не трое. Казалось, коммандер вот-вот выйдет из-за очередной скалы. Первые несколько дней Уильям и Рамсботтом пытались унять острую боль в сердце разговорами о почившем друге, однако эта неожиданная потеря, вместо того чтобы сплотить их, наоборот, только разобщала. Вечера они обычно проводили вместе, но это потому, что приходил Первис, и они втроем играли в карты, низко склоняясь над столом в узком пятне света и лениво шлепая засаленных королей и дам на клетчатую скатерть. Днем же они разбредались в разные стороны. Рамсботтом заметно постарел и растерял изрядную долю своей жизнерадостности. Весь он как-то обрюзг, лицо стало одутловатым, большую часть дня он дремал в бунгало. Повезло еще, что спиртного на острове почти не водилось, иначе Рамсботтом заспиртовался бы живьем. Он и так пил сверх меры. Глядя, как опустившийся Рамсботтом неприкаянно слоняется по бунгало, Уильям с болью вспоминал того деятельного балагура, с которым познакомился в Лагмуте. Казалось, коммандер дисциплинировал его и сдерживал, а теперь, когда коммандера не стало, Рамсботтом махнул на себя рукой.