– Надо идти, – шепнула она сама себе.
– Надо идти, – склонилась над ней женщина.
Надо идти!
В подвале болталась одна слепая лампочка, пахло больницей и гнилью. И все же, если существует помощь, она может быть только здесь.
В кабинете, сравнительно хорошо освещенном, восседал важный казах с маленьким желтым скуластым личиком.
Бесстрастно выслушав просьбу о помощи, он опустил глаза на девочкины ножки. Пальцем показал на стул: поставь ногу сюда. Пальцем же велел убрать ногу и показать другую.
Они ждали от него совета. Вдруг врач ударил кулаком по столу и крикнул:
– Документы!
Как не людям, зверям цирковым. Одно только слово.
«Нет, это все-таки сон».
Она без суеты вынула из сумочки цыганкины дары.
Казах внимательно читал, разглядывал.
– Что здесь делаете?!
– Ее мама, моя сестра, умерла, ищем ее папу.
Врач сверяет отчества матери в метрике ребенка и женщины в паспорте.
– Это режимный город, почему здесь? – орет он с запланированной яростью.
В этой фразе проступает его акцент, и становится понятно, почему он говорит односложно. Стыдится.
– Звали, Дубанкул Нурмухамедыч? – в кабинет услужливо заглянул кургузый молодой человек в несвежем дырявом халате.
– Я их спрашиваю: это режимный город, почему здесь? – надрывается старательный доктор Дубанкул.
– У нас есть старые письма ее отца с адресом этого города.
– Когда приехали? У кого остановились?
Все эти вопросы, интонации – они не для медицинского кабинета, не для больной мученицы с убитым детством. Все это уже было, было, так много лет подряд. И не она ли дала себе в поезде клятву уйти от всего этого в одиночество, в безлюдье? Ладно, ладно, пусть это будет сон.
Она рассказывает им правду: о тьме, как нашли дом переночевать.
– Этот дом! Заколоченный! – не хочет почему-то верить доктор. – А где вещи ваши? Она босиком почему?
Ах да, вещи! Они забыли про вещи! У свободных людей должны же быть вещи, чемоданы, имущество…
– Вещи остались там, в доме.
– Что там было?
Женщина кратко перечисляет: крепдешиновые платья, туфли-лодочки, горжетка, шерстяная кофта на пуговицах. Девочка спокойным уверенным голосом говорит о своем чемодане с шубкой, валенками, учебниками.
– Все! Можете попрощаться с вещами, – торжествует врач, чья бдительность явно усыплена перечнем обиходных вещей. – Кто же в незнакомом месте оставляет чемоданы?
– Но с нами за ночь ничего не случилось.
– А чемоданов не увидите!
– Неправда, я уверена, что все там. И наши вещи, и письма ее отца, и деньги. Все там, – она с радостью слышит в своем голосе интонации собственной матери, уверенной в себе, защищенной, обеспеченной, красивой женщины. – Вы должны оказать девочке помощь, мы за этим сюда пришли.