Пил по обязанности, на приемах или в гостях, чисто символически. Одну-две рюмки. Или во время важного разговора с глазу на глаз, когда надо было развязать язык собеседнику. Еще он позволял себе бокал виски с содовой, когда надо было собраться с мыслями.
При этом Леча Абдуллаевич никогда не критиковал пьяниц, спокойно воспринимал слюнявые откровения любителей поддать, умел даже притворяться чуточку хмельным, чтобы не выпадать из коллектива, чтобы не считали, что он «либо к нам засланный, либо от нас».
Воздержанность и терпимость очень способствовали его продвижению по служебной, научной и политической лестнице. Его считали своим и убежденные трезвенники, и отчаянные любители застолья.
Но сейчас Дагаев решил выпить.
В резном хрустальном стакане звякали ледяные шарики. По гостиной струился аромат выдержанного шотландского виски. Леча Абдуллаевич, спокойный и сосредоточенный, сидел в обтянутом белым мехом кресле. Он, как обычно, сменил пиджак на бархатную домашнюю тужурку, но остался в костюмных брюках, рубашке и галстуке. Всегда быть в форме – его жизненное кредо.
Он искренне не понимал богачей, построивших роскошные виллы, забивших шкафы одеждой от Версаче, но предпочитающих на отдыхе носить растянутые на коленках спортивные штаны: мол, в другой одежде они чувствуют себя несвободно.
Один такой философ вложил сто тысяч долларов в предвыборную кампанию кандидата в депутаты Дагаева. Спонсор принимал начинающего политика на втором этаже собственного коттеджа в Коломягах. Над проектом внешней и внутренней отделки кирпичного дома поработал толковый архитектор. Все было сделано безупречно: стиль, цвет, свет. Но огромный дом выглядел нежилым. Коммерсант обитал в пятнадцатиметровой комнате, которую обставил на свой вкус – продавленный диван с дырой от раскаленной сковороды, обшарпанный стол, накрытый газетой, на полу пустые бутылки. И всюду пыль.
– Давай здесь посидим, – предложил коммерсант, бухнувшись на засаленное покрывало. – Я сюда даже уборщицу не пускаю, здесь все мое. Только тут и могу отдохнуть. Этот евростандарт просто давит на психику!…
Собственную квартиру Леча Абдуллаевич считал очень уютной. В спальне ничего лишнего, только широкая кровать, тумбочка с книгами да зеркала в дверцах встроенного шкафа. В гостиной тоже никаких излишеств – дубовые стеллажи с книгами, телевизором и прочей аппаратурой, угловой открытый бар, широкие устойчивые кресла и диван. А чтобы скрыть основательность и добротность, повсюду белый мех – им обита мягкая мебель, на стене шкура белого медведя, на полу белый палас с пушистым ворсом. Три раза в неделю приходящая домработница драила ковер и диван пылесосом «Филипс», попутно проклиная буржуйские прихоти – хозяин требовал, чтобы комната была не просто белой, а безупречно белой.