Через некоторое время, я вновь пришла к старому, доброму доктору. Вошла в кабинет как только медсестра азиатка вышла из него. Доктор выслушал, высказал слова сожаления, но денег меньше не взял. Я выбрала другого суррогатного отца, но тоже с ником — Logos. Подписала документы, заплатила, поблагодарила старого, доброго доктора, и уже выходила как он сказал:
— Желаю вам удачи!
— Надеюсь, в этот раз все будет хорошо.
— Надежда приводит к разочарованию, — сказал доктор и добавил. — Вы не боитесь того, что молния всегда бьет дважды, а то и трижды в одно и то же место?
— Я, как любая, нормальная женщина мечтаю о счастье.
— Мы слишком много мечтаем, для того чтобы жить, — сказал доктор.
Я посмотрела на доктора и со злостью сказала:
— Я всего лишь хочу быть счастливой женщиной.
— Счастливая женщина — это женщина изменяющая мужу, хе-хе!
— А счастливый мужчина?
— Счастливый мужчина — это мужчина, которому завидует любовница в том, что у него есть красивый, молодой любовник, хе-хе!
— Вы социальный урод! — сказала я.
— Социальный урод — это человек, который не смывает за собой в общественном туалете, — сказал Доктор.
Я со всей силы захлопнула дверь.
Все процедуры Суррогатного отцовства повторились, и через некоторое время я забеременела. Я переживала сильнее, чем в первый раз, поэтому приняла несколько капель успокоительного.
— Мама, скорее иди ко мне. Сейчас уже начнется! — произнес детский голос.
Я находилась в каком-то древнем, каменном амфитеатре. В центре сидений стояла Аллекта в том же наряде первоклассницы, и, махая руками, звала меня:
— Мама, мама! Я здесь! Я нашла нам лучшие места.
Я сразу вспомнила ее, и села рядом. Аллекта крепко обняла меня и сказала:
— Я рада снова тебя видеть, мама.
— Где мы находимся?
— В амфитеатре юного актера. Дети будут выступать. «Немая пьеса» по Чехову.
— Я не знаю этой пьесы.
— Ее никто не знает. Когда Антон Павлович ее придумал, она навела на него такую жуть, что он ни одного диалога не написал для нее. Это верх гения пьесы — когда происходящее на сцене понятно без слов.
В нашу сторону шел мужчина сорока лет. Он сел перед Аллектой, загородив ей обзор. Мужчина положил на лавочку пачку чипсов и поставил большое ведро попкорна. Я удивилась, ведь кроме нас троих в амфитеатре никого не было. Мужчина мог сесть на любое место, но почему-то выбрал именно это.
Аллекта похлопала его по плечу и сказала:
— Извините, вы бы не могли пересесть, а то мне за вами ничего не видно.
— Сама пересядь, — не оборачиваясь, сказал он.
Аллекта посмотрела на меня, но я ничего не возразила. Тогда Аллекта сильнее похлопала мужчину по плечу: