Я лишь молча кивнул. Нет, я буду не я, если не добьюсь от Эммы объяснений. Но как, интересно, ей удалось внушить себе, что, порвав со мной, она тем самым меня защитила?
– Эмма, какого хрена?! – пробормотал я, глядя, как Сара выкатывает из гаража машину.
– Я недолго! – крикнула Сара, выехав на улицу, и после секундного колебания добавила: – Мы с Эммой весь день будем на пляже. Я как раз еду за продуктами для пикника… Если хочешь, присоединяйся.
Ага, значит, Сара предлагает раскурить трубку мира.
– Спасибо, я подумаю над твоим предложением, – ухмыльнулся я.
– Ну… Эмма сейчас дома… одна. – Сара сдержанно улыбнулась и нажала на газ.
Меня даже позабавила ее прямолинейность.
Я просматривала почту, которую еще в Уэслине вручила мне Анна, чтобы освободить место в своей дорожной сумке для запаса одежды на два дня. Конверты я выкидывала в мусорное ведро, специально принесенное для этой цели из ванной.
– Интересно, сколько кредитных карточек нужно человеку? – вздохнула я и взяла следующий конверт, который наверняка тоже пойдет на выброс.
Затем увидела знакомый почерк. Конечно, следовало выкинуть письмо, как и все предыдущие ее письма. Но я не смогла. Только не на сей раз.
Итак, я вынула из конверта сложенный листок бумаги и развернула. И внезапно почувствовала стеснение в груди. Мне вдруг стало нечем дышать.
Я постучался во входную дверь и подождал. Эмма не ответила. Я постучался еще раз – снова тишина. Осмотрев пустую подъездную дорожку, я осторожно повернул дверную ручку. Она поддалась. После секундного колебания я открыл дверь.
– Эмма! – Мне не хотелось пугать ее. – Эмма!
Тишина.
Я прикрыл дверь, прошел в гостиную и проверил веранду. Эммы там не было. Тогда я заглянул в спальню, и в глаза мне бросилась ее нога, безвольно свесившаяся с кровати.
– Эй, Эмма! – Я приблизился к кровати. – Сара сказала… – Но когда я увидел Эмму, мне пришлось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть. – Эмма, что случилось?
Она тряслась как в лихорадке и глядела остекленевшими глазами на листок бумаги, который сжимала в руке. Словно выброшенная на сушу рыба, она судорожно хватала ртом воздух.
– Эмма! – (Ее подбородок дрожал от беззвучных рыданий.) – Дай посмотреть.
Я вынул из ее скрюченных пальцев лист бумаги. Она перевела на меня безжизненный взгляд, в ее страдальческих глазах было столько боли, что мне стало не по себе. Она лежала неподвижно, не издавая ни звука, и только крупные слезы текли по щекам.
Затем я внимательно изучил листок бумаги и, увидев имя Эмили, написанное торопливым почерком, стиснул зубы. Я оглянулся на Эмму, буквально корчившуюся от душевной муки.