— …в мой голос. Ты даже не знаешь меня.
Он поднимает голову, отпускает руку и берет моё лицо в ладони.
— Я знаю твою душу. Она здесь, в каждой ноте. — Он быстро целует меня в губы. — Ты не можешь быть подделкой. Ты не можешь притворяться. — Он задерживается дольше у моих губ в этот раз. — Я до жути хочу узнать тебя поближе. — Он начинает дышать быстрее.
Все становиться не похожим на реальность. Я отстраняюсь.
— Жаль разочаровывать.
— Забавно. Ты знаешь, как тебя называют парни из хора?
Могу себе представить.
— Богиня.
Его взгляд такой глубокий, а я опускаю свой и пялюсь на сколы розового лака на ногтях.
— Меня называли по-разному, но так — никогда.
Он кладет указательный палец на мой подбородок и нежно поднимает мои глаза к своим.
— Спасибо, что тусуешься с простым смертным.
Он заводит липкий, напшиканный лаком, выкрашенный в светлый цвет локон за мое ухо и двигается ко мне, чтобы снова поцеловать.
— Ты знаешь, насколько я фальшива? — Я отворачиваюсь. — Эти волосы. Лицо. Если бы ты видел меня дома…
— Но мы не дома. Мы здесь. Нам можно не быть теми, кем мы являемся дома.
Есть сила в его голосе, которая пугает меня. Неужели он бежит от реальности, которая ждет его дома, так же, как и я? Вот, что я делаю с ним, или по отношению к нему — когда он целует меня, безысходное отчаяние отступает, но когда он прекращает это делать, все возвращается. Я держусь за него. Нужна ему. Он прижимает меня к себе. Может, он мне тоже нужен?
Мы стоим на месте, замерев, стараясь остановить время, сохранить момент, чтобы дрейфовать в этом чувстве вечно.
Я поднимаю свою голову с его плеча.
— Что для тебя значит «вернуться домой»?
— Давай пройдемся.
Я продолжаю ждать, когда он ответит, но он хранит молчание.
Становится все труднее, по крайней мере, для меня. Я хочу спросить его о наркотиках. Из-за них он проходит терапию? Или это что-то другое? Музыканты не совсем стабильны. Даже такие прекрасные, как он. Вместо этого, я говорю:
— Когда ты начал сочинять?
Он раскачивает мою руку, делая вид, что он со мной.
— Я в хоре пару лет. Играю на пианино и гитаре. Конечно, есть хор, но мне нравится Боб Марли и фолк. Иногда я слушаю джаз. Немного чистой попсы и рок. Иногда что-то совсем тошнотворное. В общем, я музыкальное всеядное.
Я смотрю на черное озеро и на огни, мерцающие на другом береге.
— Я тоже. Я не эксперт в Марли, а вот все, что касается фолка это для меня. И потом, я люблю слушать большинство звезд эстрады.
— Ты играешь?
Я киваю. Мой папа играл на гитаре в своей группе и оставил старую, акустическую. Она все еще у мамы. Странно. Не знаю, почему она до сих пор её не сожгла.