Но дела у Витольда Буряка все-таки шли неплохо и прибыль была. Он знал, что людям сейчас требуется, что в самой, так сказать, цене. Что, наряды, может быть нужны? Шелка, крепдешин? Костюмы из довоенной английской шерсти? Но женщины давно уже перестали наряжаться — зачем, для кого? — это опасно! В ходу сейчас то, без чего уж никак не обойдешься, — еда. И чем грубее, сытнее, тем лучше: сало, колбаса, картошка, хлеб. Ну и выпить чтоб было — крепкий и пахучий польский самогон бимбер. Это тоже имеется у Витольда Буряка.
Он торговал умело — с постным лицом, со вздохами, а злотый лепился к злотому, и потихонечку, втайне, собирался капитал. Капиталец пока еще вернее.
— Что панам советским офицерам угодно будет? — спросил он, попеременно, но с одинаковым выражением доброжелательного внимания глядя то на кадрового, то на интенданта. — Есть свежая колбаса, есть сало, хорошее сало. Вы знаете, что это такое? Заколотую свинью обсмаливают на пшеничной соломе, тут нужно большое умение. О, я это делаю сам. И колбасы я делаю сам, и откармливаю свиней — везде все сам. Посмотрите! — он вдруг выбросил вперед и раскрыл ладони, по-прежнему переводя благожелательно-выжидающие глаза с одного офицера на другого. — Видите? Это мозоли. Такие даже за год не наживешь. Всю жизнь нужно трудиться, чтобы иметь такие мозоли. А кто мне помогает? Жена да вот Ольга, покойного моего брата супруга, несчастная женщина. Она, как и вы, русская.
Витольд Буряк сразу почувствовал в этих офицерах выгодных клиентов. Он не ошибся: интендант снял комнату в крошечной гостинице при корчме, сказал, что поживет какое-то время. Кроме того, они поужинали поджаренной колбасой и от бимбера не отказались, оценив его, кажется, по достоинству. Прислуживала им Ольга.
Она оказалась совсем еще молодой, эта Ольга, лет двадцати пяти-семи, но двигалась грузно, припадая на протез, поскрипывая и постукивая им, — левой ноги у нее до колена не было. Лейтенант Половинкин каждый раз провожал ее каким-то прищуром в глазах, переставая жевать при этом. Капитан, комендант отдела контрразведки дивизии, привезший лейтенанта в Маркушево, ел аккуратно, не обращая внимания на прихрамывающую эту официантку.
— Ну что? — вдруг спросил он, доставая из кармана платок и вытирая им губы и длинные крепкие пальцы.
Лейтенант вскинул выгоревшие брови и подвигал ими неопределенно.
— Как тебе корчмарь? — продолжал капитан.
— Кто же его знает… Посмотрим… Мозоли показывал, — кривовато хмыкнул Половинкин, подумал, опять вскинул брови: — Поживем — увидим.
— Ольга эта, по-моему, на тебя глаз положила.